Светлана Июньская - Чёрный камень

Сегодня, подбегая к садовой калитке, она вдруг увидела Бена. Бен был сыном друга её отца и жил по соседству. Высокий и тонкий юноша, с нежным пушком над губой и синими глазами, он походил на стройного ирбиса, которого Сурия однажды видела в пустыне.

– Что ты тут делаешь? – было удивительно встретить его в такой час.

– Жду тебя, – Бен улыбнулся. В голосе его послышалась грусть, и Сурия вопросительно заглянула в его глаза, темневшие под бархатистыми ресницами. – Ты ведь скоро уезжаешь. Сегодня вечером родители наши собираются вместе поужинать. Ждут от нас музыки и танцев, – Бен говорил о любимых взрослыми вечерах, когда дети устраивали короткие выступления – Сурия танцевала, а Бен играл на барабанах. – Хочу показать тебе новый ритм, я сложил его вчера. Давай попробуем. Если тебе не понравится – вечером сыграю что-нибудь другое.

– Бен, ты печалишься? – Сурия подошла совсем близко. – И музыка твоя уныла?

– Да, – выдохнул он. – Мне не хочется оставаться без тебя.

В один и тот же миг они шагнули навстречу друг другу, и щека её прижалась к его сердцу. Бен гладил нежные каштановые волосы и думал о том, какая же хрупкая на самом деле его девочка. Он знал Сурию всю свою жизнь. Руки его доставали из барабана ритм, что заставлял её двигаться. Часто ему казалось, что руки откликаются на танец, и он не понимал, что первично. И вот сейчас они прощаются на долгие три года. Ведь это же целая вечность! Горло его стало горячим, а руки сжали острые плечи.

– Если я не поеду в храм и не приму предназначенное мне знание, то как же я буду жить? Ведь я не умираю. Я вернусь, – Сурия тихо разрывалась между тоской расставания и рассудком.

– Да, да, милая, конечно, – Бен проглотил комок и улыбнулся. – Идём?

Они направились вглубь тенистого сада, где перед большим шатром, накрытым прозрачным сапфировым шёлком, была устроена небольшая сцена – совершенно круглый спил гигантского кедра. Поверхность его, выглаженная искусными руками, была почти зеркальной, а когда босые ноги ступали по ней, то тепло дерева соединялось с жаром человеческого тела, и воздух наполнялся сладковатым ароматом.

Здесь было место лишь для двоих артистов. Бен уселся в самом центре и коленями обнял свой барабан. Сурия смотрела на его загорелые руки в ожидании. И вот, поначалу медленно, они стали доставать из пустоты барабана ритм. Короткие касания пальцев создавали тихие задумчивые звуки, а Сурия откликалась на них движением – так же грустно она то переступала, вторя его рукам пятками, то тягуче двигалась вокруг Бена и останавливалась, словно хотела замедлить время. Ритм незаметно изменился. Ладони Бена теперь ударяли по натянутой коже коротко и сильно, а звук стал глубоким и объёмным. Из кратких ударов складывалась беспрерывная музыка, один удар перетекал в другой. Сурия позволяла своему телу двигаться в такт ей, а рисунок танца напоминал витиеватое кружение с переступаниями и трясками. Наконец, ритм снова сменился. Лёгкий и мелкий, он застал Сурию глаза в глаза с Беном и вместе они, ощущая присутствие плотной силы, насыщенной маслянистым ореховым запахом, стали замедляться и замирать.

Их привели в чувство хлопки ладоней Мерьем – няни Сурии.

– Пойдёмте завтракать, – Мерьем обняла свою любимицу. – Что-то вы сегодня на рассвете, дня вам не хватает?

– Что же ты скажешь мне, Сурия? Что будем играть вечером? – Бен остановился у калитки, отказавшись от приглашения и ожидая вердикта.

Сурие казалось, что она всё ещё там, в восходящем кедровом потоке и глаза её были распахнуты:

– Раньше ты так не играл. И мне понравилось. Да, я хочу повторить это. До вечера! – она улыбнулась и подняла руку в прощальном жесте.

– Ах, до чего ж я голодна! И как я рада, что ты со мной! – она схватилась за мягкую Мерьем и потянула её за собою.

Дом, где жила Сурия, был большой усадьбой, раскинувшейся на обширном холме. С востока его огибала широкая петля могучей Пэрат, что несла свои синие воды с северных гор Кашиари через всю землю и там, далеко на юге, вливалась в море Парс. А с запада располагались угодья и дома богатых жителей Ларсы. Щедрая земля, нарезанная до крошечки ровными полосами и старательно возделанная, рождала по два урожая в год, а в это весеннее время была залита солнцем и радовала глаз безудержными цветами и ароматами. Горожане любили строить просторные дома с плоскими крышами и окружать их прохладными садами с родниками и фонтанами.

Хозяин усадьбы, отец Сурии Ахикар хранил свою родословную на плоском камне, торчащем из земли и окружённом розовыми кустами. На нём высечено было пятнадцать строк с именами предков по мужской линии. И в каждой строке рядом с мужским стояло имя женщины. Так было изначально заведено в этом роду – только одна жена. Он построил этот дом ещё в юности, до женитьбы, вокруг прекрасной магнолии. Он не знал, откуда взялось здесь редкостное дерево и сделал его сердцем дома, вечно цветущим в благодатном воздухе. Магнолия раздавалась вширь с годами, и Ахикар давал ей место, время от времени перестраивая и меняя планировку дома.