Лола Малу - Письма об одиночестве

– Хлеб купить, – соврал я.

– У меня с собой есть хлеб и молоко, – ответила она. – Давайте я вас провожу. Судя по тому, как вы лежали, вы спускались вдоль дороги. Значит дом ваш в противоположном направлении. Мне тоже в ту сторону.

Она уже помогла мне встать и подхватила под локоть. Я невольно облокотился на нее, кажется, мои ноги были слегка обморожены, и ей пришлось приобнять меня, чтобы я не свалился в снег. Мы поднимались в гору молча.

«Однозначно она почувствовала, что от меня несет как от бомжа, – думал я. – Так зачем она остановилась? Зачем привела меня в чувство? Что ей нужно? А вдруг она бандитка и убьет меня в подворотне со своим подельником? А зачем? Денег у меня нет, только на водку и осталось в кармане», – все эти умозаключения зароились в моем замерзшем мозгу, и я только боязливо поглядывал на нее. Я молчал, стараясь дышать только носом, представляя, как она задохнется и упадет, если я выдохну ей в лицо многодневную смесь водки и сигарет. Она тоже молчала и совсем не смотрела на меня. Сбоку мне были видны ее прямой нос, снежинки на ресницах, высокий лоб, из ее губ струился пар, она тяжело дышала. Я видел, что ей трудно тащить меня в гору, но и отказаться от помощи не мог: ноги никак не могли согреться, пару раз я спотыкался и упал бы, если бы она не придерживала меня. В молчании, словно по интуиции, наконец мы добрели. Это был первый раз, когда девушка провожала меня до дома.

– Приятно было познакомиться. Возьмите, – она вытащила из огромного рюкзака хлеб и молоко. У меня не было сил с ней спорить.

– Спасибо, – пролепетал я.

– Героям тоже нужна удача, – улыбнулась она и растворилась в ночном снегопаде.

Я еще долго стоял у подъезда, вглядываясь в снежный поток. Наконец вошел в темноту подъезда и вызвал лифт. Героям нужна удача. Героям… удача… Знакомая фраза… Чертовски знакомая. Откуда это? Почему она мне это сказала?

Двери лифта открылись, и вдруг меня осенило. Это же из моей книги! Из второй! Или третьей? Нет, из второй. Про альпиниста. Откуда она знает? Черт возьми! Она поняла, кто я. Она узнала. Поэтому и пошла со мной.

Впервые за долгие месяцы я смог построить кривую, но логическую цепочку событий. Она шла по дороге – увидела человека – остановилась – узнала меня – решила помочь, решив, что я не сделаю ей плохого.

Я отворил дверь квартиры, скинул ботинки, сунул колючий шарф в рукав пальто, машинально открыл молоко, налил в стакан и сделал глоток. Я понял это только, когда проглотил. Молоко отдавало водкой из грязного стакана. Но все же это было молоко.

Я сильно замерз. И, похоже, чуть-чуть подвернул лодыжку, когда падал. Доковыляв до батареи, я сел к ней спиной и усмехнулся. Сам не зная чему. Тому ли, что меня впервые кто-то проводил до дома. Или тому, что лежал там и хотел умереть. Или тому, что впервые за три месяца выпил что-то еще кроме водки.

«Бывают в жизни минуты, когда внезапно распахивается волшебная дверь

и жизнь дарит вам встречу, на которую вы никогда не надеялись».

(Гийом Мюссо)

На следующий вечер я опустошил сломанный почтовый ящик с погнутой дверцей. Среди рекламного хлама и неоплаченных квитанций кокетливо пряталась красная визитка. С обратной стороны было написано: «Книга появится в продаже завтра. Поздравляю». Это от Алика, моего агента. Накануне он настойчиво звонил в дверь, но я не открыл, был занят – изучал примитивный узор обоев. Я совсем перестал отвечать на мобильный. Айфон валялся где-то в районе квартиры, наверное, разряженный. Мне было лень его искать и к тому же нравилось жить в неведении, отшельником. Отшельником с ванной, горячей водой и водкой. И да, мне было плевать на мои книги, на моих читателей и гонорар. Я устал жить. И писать. Нет, не только развод был причиной. Просто я разочаровался в жизни и в себе. «О чем я пишу?» – спрашивал себя. Мне 28, а строчу о каких-то стариках, вспоминающих молодость и любовные похождения. А сам я что буду вспоминать на пенсии? И доживу ли вообще до нее? И писатель из меня никудышный. Если не получается быть ни Толстым, ни Достоевским, то зачем вообще быть хоть каким-то писакой?

На следующее утро, еле продрав глаза, я все-таки вышел из дома. Хотел увидеть книгу на столе в магазине, потрогать ее руками – тщеславие победило запой. Обмотался до глаз красным шарфом провожатой (она забыла его забрать или специально оставила, чтобы он напоминал о ней?) и нацепил кепку, чтобы не узнали. Меня, конечно, и так редко узнавали, но я не мог рисковать. Мокрый снег прекратился еще вчера и за утро успел подмерзнуть. Пару раз я снова чуть не навернулся в своих осенних туфлях. Зимние ботинки надо было искать в кладовке. Обычно этим занималась Ритка. В то утро, когда асфальт покрывался первым снегом, мои зимние ботинки уже стояли у порога, начищенные, носками к выходу.