Юлия Тен - Дыхание сердца. Книга первая

Мужчина говорил медленно, постукивая ручкой по планшету, чтобы все сказанные слова отложились в голове Дайчи, но тот всё равно не слушал. Он тупо смотрел на белую плитку стен, гладил под одеялом колено, с которого сняли гипс, и изредка поглядывал на костыли у кровати, с помощью которых он и мог передвигаться весь этот месяц.

– Вы меня слышите? – доктор щёлкнул пальцами перед его лицом, привлекая внимание.

– Да, док, слышу, – безразлично выплюнул Фукуда и, наконец, перевёл глаза на него.

– Я знаю таких, как вы, – доктор нахмурился и раздражённо закатил глаза. – Мне не должно быть стыдно перед вами – это не я сломал вам пару десятков костей и жизнь в придачу, но как бы мне ни было неприятно об этом говорить – про спорт можете забыть.

Дайчи был уверен, что он – не первый пациент, кому это говорят, но также был уверен и в том, что даже после сотого раза непросто говорить людям, что их жизнь кончается в этих стерильных четырёх стенах. Дайчи был уверен – он знал это, он видел, – но до ужаса хотелось кричать, бить его, обвинять во всём. Хотелось, чтобы всё закончилось.

– Но, док, – Фукуда не был таким слабаком, как могли подумать, – есть же те, кто смог вернуться в спорт и с травмами похуже.

– То, что у вас четвёртая степень смещения позвонков, а не пятая, не значит, что вы встанете на ноги, – было видно, что доктор не хотел вообще говорить об этом. – Ваши мышцы и так атрофировались за эти два месяца, один из которых вы даже двигаться не могли.

И Дайчи кивал на каждое слово о том, что он останется инвалидом, что спортом заниматься не просто нежелательно, а запрещено навсегда; что он не приведёт себя в форму; что после тех трёх операций, проведённых на его позвоночнике, выживает лишь чуть больше половины пациентов; что титановые винты в него вкручены не просто так, ведь без них он не сможет двигаться; что его колено собирали по кусочкам; что реабилитация займёт годы. Он вскользь послушал рекомендации по продолжению своего отнюдь не радостного существования, потому что многолетнюю реабилитацию сложно назвать жизнью. Дайчи понимал, но не хотел слышать этого.

Порой Гиббс видел, как Фукуда смотрел на себя в зеркало, ходил туда-сюда, чтобы увидеть свою уродливую походку со сгорбленной спиной, с неестественно выгнутой поясницей. Видел, как он хромал, как сгибался от боли, а потом проводил дрожащими пальцами по впалым щекам и грустно улыбался, потому что плакать не было сил.

– Если это всё, – тихо начал парень, – то я, пожалуй, пойду. – Дайчи с трудом скинул ноги с кровати, надевая тапочки.

– Я бы рекомендовал вам побыть здесь ещё некоторое время, – да, доктор надеялся, что тот останется ещё хотя бы месяца на три, чтобы начать реабилитацию под его присмотром, чтобы всё было правильно и не спеша.

– Моё лечение окончено? – холодно отозвался Фукуда.

– Да, – быстро ответил доктор и протянул бумаги для его подписи, потому что он действительно мог уйти, и док не смог бы его остановить.

Личные вещи Фукуда ещё с прошлого дня лежали сложенными в грязную и испачканную его же кровью спортивную сумку, так что, не дожидаясь продолжения безумно увлекательной беседы, он перекинул кладь через плечо и прошёл к двери, нашаривая телефон в кармане, чтобы вызвать такси. Наличных должно было хватить, чтобы доехать до пляжа, ведь Дайчи и не собирался домой, он не хотел светить свою кредитку – сейчас он просто желал побыть в тишине, просто подумать. Эти два месяца он никогда не оставался один – с ним постоянно сидели, его постоянно караулили. Он мог успеть скрыться во внутреннем дворике, среди деревьев, но Гиббс слишком быстро его находил, и санитары возвращали его в палату, где за ним снова следили.

– Сэр, – водитель вбивал названное место в навигатор, параллельно успевая разглядывать высокого, худощавого, но всё ещё подтянутого парня с закатанной штаниной больничной пижамы и перемотанным бинтами коленом, – это место находится за чертой города, вы уверены, что…

– Да, – рявкнул Фукуда, с трудом садясь на заднее сидение.

Поездка заняла по меньшей мере час, который Дайчи истратил на прояснение ситуации для самого себя.

«Что теперь?» – эта мысль упрямо не хотела исчезать из головы. Реальность звенела, трещала по швам от осознания того, что он сломан. Сломан бесповоротно, окончательно – это значит, что всё кончено?

Расплатившись с таксистом, он, неизменно хромая, почти подволакивая левую ногу за собой, направился к берегу – туда, где его никто не услышит и не увидит. Руки сами непроизвольно сжались на ремне сумки, и Фукуда криво усмехнулся, сквозь ткань поглаживая баскетбольный мяч. Он всё сильнее погружался в мысли, разрываясь между здравым смыслом и верой в чудо, как вдруг услышал громкий крик: