Юлия Ковалькова - ~ А. Часть 2. Найти тебя

Никогда не пробовали снять ксерокс с черно-белой фотографии? То, на что я сейчас смотрю, очень похоже на результат ксерокопии, но штука в том, что это изображение было снято не с фотографии, а с газетного листа. Дело в том (в современных бумажных таблоидах этого нет), что в тех, еще старых газетах, какими в 90-е были «Известия», «Труд» или «Правда», снимки были зернистыми из-за плохого оттиска печатного станка и качества бумаги. Откуда я это знаю? А очень просто: на журфаке, где я училась, обучают искусству писать, а для этого надо много читать, и ты, нарабатывая свой стиль, просматриваешь сотни статей, заметок и фельетонов, и все они за пять лет учебы настолько впечатываются тебе в подкорку мозга, что ты при желании можешь опознать даже оригинальный кегль газеты. Откровенно говоря, очень хочется вытащить фотографию из рамки и посмотреть на нее поближе, но это уже запрещенный ход (не я вкладывала фото в рамку и не я хозяйка этой квартиры), так что я, хоть и с сожалением, но возвращаю снимок на место и даже закрываю дверцу шкафа. В последний раз смотрю на мальчика, пытаясь увидеть в нем сегодняшнего Арсена, и не могу: перед глазами стоит мужчина, который спит сейчас в другой комнате, и я чувствую его лучше, чем ребенка на фотографии. Просто я наконец прочитала его, как и он меня: у него спокойное и сильное сердце, которое умеет любить и беречь. А значит, самое время вернуться к нему и сделать то, что позволит нам окончательно расставить все точки над «i» и, быть может, пропустит нас в завтра.

Выхожу из комнаты и иду к спальне. Застываю на пороге: там, в комнате, сумерки, прореженные желтым светом фонарей, проникающим в спальню с улицы, и тихое, ровное дыхание спящего мужчины. Подхожу к кровати и присаживаюсь на нее. Смотрю, как Арсен спит, как его ресницы дрожат, как лицо упрямо уткнулось в подушку. Взъерошенные волосы, тепло расслабленного тела, но что-то подсказывает мне, что он сейчас притворяется, и Сечин, помедлив, открывает глаза. Покосился на меня из-за плеча, прищурился, перекатился на спину, повозившись, неторопливо устроил подушку поудобней у себя под головой и медленно заложил руки за голову, продолжая глядеть на меня так, словно спрашивал, и какого мне снова надо?

Очень сложно сделать шаг первой, если этот шаг настоящий и искренний, но я все-таки упрямо протягиваю руку и осторожно провожу кончиками пальцев по его груди – так, что у меня самой мурашки по коже. Сечин раздраженно прикусывает губу, но тут же выпускает ее из захвата зубов и продолжает следить за тем, как я медленно веду пальцы по его плоскому животу, который от моих прикосновений тут же напрягся, продвигаясь ниже, к его бедру, обтянутому мягкой тканью джинсов. Но едва лишь я делаю пальцами почти неуловимое движение вбок, как Арсен молниеносным движением перехватывает мое запястье. Сдавил его так сильно, что теперь вздрогнула уже я.

– Саш, больше никаких игр. Я все-таки живой, – тихо и отчетливо говорит он, но я все-таки слышу в его голосе горькую иронию.

– Я больше ни во что с тобой не играю. – Покачав головой, наклонилась к нему, закрыла глаза, погладила его губы губами. Но отдаваться поцелую Сечин не спешил: он просто позволял мне его целовать – правда, лишь до того момента, пока я легко, но недвусмысленно не прикусила его нижнюю губу, предлагая все-таки пустить меня внутрь. Медленно, словно нехотя ответил, ответил еще раз, но уже сильней. Внезапно сел, потянул меня к себе за руку, жестко и жадно смял губами мой рот, и я задохнулась, когда он, также резко оборвав поцелуй, обхватил ладонями мое лицо и, водя по моим щекам большими пальцами, заглянул мне в глаза. Казалось, эта минута никогда не закончится.

– Что? – прошептала я.

Он, не отвечая, покачал головой и вдруг дернул узел халата. Халат кособоко съехал с моего плеча, Сечин рывком развел, почти раскидал его полы в стороны, полностью обнажая мою грудь, за руку потянул на себя, помог мне забраться на него, оседлать и, обхватив меня за бедра, погрузил лицо в ложбинку между моих грудей.

– Знаешь, за то, что ты пару часов назад попыталась тут выкинуть… Я думал, я тебя убью. Или просто не дам тебе кончить, – помедлив, признается он, потираясь об меня носом и, запустив руки под халат, поглаживает мою спину.

– Знаю, – тихо говорю я. Перебирая его густые короткие мягкие волосы, перевожу взгляд на окно. Странно, но сейчас между нами впервые возникло то удивительное чувство близости, когда ты без слов понимаешь, что испытывает другой человек. И становится совершенно не ясно, откуда вообще бралась эта враждебность. От недоверия? Собственный жизненный опыт нас придавил? Или мы так проверяли на прочность друг друга? Я ведь даже не попыталась услышать его, спрятавшись за своё прошлое с Игорем, как за баррикады.