Анжела Кристова - Светлая сторона полуночи

Задумавшись о смысле бытия и своем, неясном предназначении в жизни, не сразу уловила, что в толпе стоящих в ожидании людей кто-то тихим голосочком что-то просит. Тряхнула головой, прогоняя и эти звуки и всю тревогу, что эти тихие звуки в ее душе роняли.

Кто-то что-то просит у людей.

«Наверное, ребенок маму просит, о чем-то… нет, не маму – отца». «Папа» ясно прозвучало…

Потом еще и еще «папа» и вдруг: «он меня очень ругать будет, тетенька! Дайте мне свой телефон, пожалуйста! Позвонить папе, он будет волноваться».

Внезапно толпа тревожно дернулась всей темной массой нахохленных на трескучем морозе тел. Это вдали во мраке загорелись огни автобуса, что приближался к ним и остановке.

И тут вновь раздалось:

– Тетенька! Дайте мне позвонить… папе, прошу вас, – и снова: – Я очень вас прошу.

Так горестно, так обреченно это прозвучало, и совсем рядом, что сердце Алены тревожно дрогнуло, и она посмотрела вправо. Не увидела рядом никого, только плечи и шапки. Поглядела вниз и заметила глазенки, горящие огоньками… от слез и соплей, в три ручья, как еще говорят. Ребенок смотрел не на нее. На тетю, что равнодушно вперила свой мертвый взгляд в приближающийся к ним автобус. Так смотрят безмерно уставшие от всех проблем, так смотрят люди – уже мертвые создания, загрубевшие как шкуры на ветру, простывшие, закоченевшие в них души. Алена точно также на ветру жизни уже простыла, огрубела, зачерствела, пускай и лет ей мало.

Лучше не смотреть…

Подумала еще: «хорошо, что на нее ребенок не смотрит; она сейчас пойдет вперед, в автобус теплый влезет, встанет в толпе людей, поедет далеко…»

– Тетенька…

Ребенок плакал, шмыгал носом в метре от нее и все также на Алену не смотрел. Эта женщина была выше Алены и крупней, солидней, в теплой, темной шубе.

А Алена все смотрела, как на морозе блестели щеки мальчугана. Глаза печальные такие… и живые. Испуган.

«Странно, тетенька, не мать… Наверное, он ее не знает, почему тогда он просит?»

И такая это была жалкая, неприятная картина рядом, что Алена зябко поежилась.

– Мальчик, отойди, – неприязненно буркнула тетка и, отодвинув мальчугана локтем, сделала крупный шаг к дверям.

Двери автобуса начали распахиваться, и уже никому не было дела до мальчишки.

Алена посмотрела в последний раз косо на мальчишку и ближе придвинулась к спинам людей.

Нужно сесть в автобус, нужно… нужно.

Она уже ставила ногу на ступеньку, по привычке, крепче сжимая в руке сумочку, как взгляд ее нашел его лицо и его глаза, которые в тревоге смотрели на все эти спины разом, на людей, что лезли в переполненный салон.

– Ну что же ты?! – обратилась она к мальчишке. – Полезай! Иначе ты останешься на остановке.

Мальчишка посмотрел. Раздался его срывающийся, совершенно потерянный тонкий, очень жалкий голосок:

– Это не мой автобус…

Мужчина, что любезно уступил Алене свое место на последней ступеньке, недовольно буркнул:

– Девушка! Поднимайтесь! Мне же нужно тоже войти, а не только вам.

Алена испуганно глянула на мальчугана. В голове пронеслось: «это ведь последний на сегодня автобус».

Мужчина, что все также стоял на земле, раздраженно ухватил ее за полу куртки, шагнул прямо на нее, вдавливая девушку в переполненный салон.

– Шагай, давай, – недовольно буркнул. – Чего застыла?!

Алена вырвала куртку, протолкнулась мимо мужика и спустилась на остановку.

Двери автобуса захлопнулись, и они с мальчишкой остались на остановке лишь вдвоем. Алена полезла в сумку.

– Вот, держи мой телефон. Звони! – отдала ребенку трубку.

Мальчишка, шмыгнув носом, принялся стягивать с пальцев варежку.

«Мороз», – тревожно напомнила себе Алена.

Варежку парнишка уронил, она за ней сама нагнулась. Варежка была вся в комьях снега, мокрая, задубелая внутри. Ребенок, смаргивая слезы, тыкал в экран смартфона пальчиком, видимо, не попал правильно, так как трубка разродилась недовольным женским голосом. Испугавшись, мальчик дал отбой. Начал снова набирать… Снова мимо. И тут мальчишка поднял на нее глаза, все мокрые от слез.

– Не получается, – он громко икнул. Дернулся всем телом и уронил на землю телефон. Тот звякнул и…

Алена ахнула. Разбился! Нет, не разбился, но потух…

– Вот, черт, – сорвала свою перчатку, принялась рассматривать и пробовать включить мобильник, а мальчишка вновь, как заревет:

– Простите, тетенька! Я уронил его…

– О, Господи! – уже психуя откровенно, молвила Алена. – Не реви, пожалуйста! Куплю себе другой! Не реви, кому сказала! – прикрикнула она, и мальчишка тут же сжался, затрясся весь, и снова как-то безнадежно зарыдал. И тут Алена поняла – он сильно испугался.