Вера Колочкова - Особое выражение лица

– Здравствуйте, а я к вам… – сипло произнесла она, одновременно пытаясь улыбнуться и подавить противный спазм в горле.

– Ко мне? – удивленно моргнула женщина. – А вы кто?

– Я дочка Марии Федоровны Коноваловой. Вы же ее помните? Ну, Маша… Вы ей письма писали в Душанбе. Я вас узнала по фотографии! Вы же Таня Деревянко, да? Ой, то есть… А как мне вас правильно называть? Тетей Таней, да?

– Погоди, погоди… – оторопело моргнула редкими ресничками постаревшая Таня Деревянко, – что-то я ничего не понимаю… Ты из Душанбе, что ль, прилетела?

– Ну да, конечно! Только не прилетела, а приехала. На поезде. Трое суток в дороге провели. А вот Алишер, сын мой.

Она дернула за руку Алишера, и он встал перед Таней Деревянко, подняв круглое личико и улыбаясь щербатым, без двух передних молочных зубов ртом.

– Ага, Алишер, значит… Маша писала, что ты им с Амирчоном собираешься внука родить. Аккурат от нее последнее письмо тогда и пришло. Больше не писала.

– Это потому, что папа умер…

– Как – умер? Да ты что? Амирчона уж и в живых нет? Надо же, а я и не знала…

– И мама тоже умерла. Месяц назад.

– Ой, господи… Свят, свят, царствие небесное…

Женщина трижды торопливо перекрестилась, потом глянула на Дилю так, будто ждала, что, сообщив свои грустные новости, Диля попрощается и уйдет восвояси. А может, ей очень хотелось, чтобы она ушла. Вздохнув и, видно, преодолев в себе что-то, она быстро отступила на два шага назад, распахнула дверь пошире:

– Заходите… Что ж мы в дверях-то? Я сейчас пойду на стол соберу.

– Да вы не беспокойтесь! Мы к вам ненадолго. Понимаете, нам пока с Алишером совсем идти некуда, но я постараюсь быстро устроиться… – на одном дыхании протараторила Диля, быстро втаскивая в прихожую чемодан.

– Погоди… Так ты не в отпуск, что ли?

– Нет, тетя Таня, не в отпуск. Я насовсем. Но я правда быстро устроюсь, я завтра же пойду…

– Хм. Хм! Ну, ладно… Потом поговорим. А сейчас давай-ка мальчонку в горячую ванну засунь, он у тебя трясется весь от холода. Вон, и курточка вся промокла. Не дай бог, заболеет. У нас тут не Душанбе.

– Хорошо. Спасибо.

– А вещи вон в ту комнату отнеси. Там дочка моя раньше жила, теперь замуж вышла, второй раз уже. Представляешь, внука мне подарила на старости лет…

– Да на какой старости? Вы еще и не старая вовсе! Мама тоже еще не старая была.

– Да, жалко мне Машу… Несчастная она, ни в чем ей судьба задаточка не послала, одно только страдание. С Амирчоном-то они как жили? Не обижал он ее? А то в письме всего не напишешь…

– Папа? Нет, не обижал… Что вы! Он очень любил ее!

– То-то и оно, что любил… А ей каково было?

– В каком это смысле? – озадаченно повернулась к ней Диля, держа в руках влажную Алишерову курточку. – Что вы имеете в виду?

– Ладно, потом поговорим. Иди, купай мальчонку. Я там полотенце чистое положила.

Пожав плечами и улыбнувшись, Диля закрыла за собой дверь в ванную, пустила на всю мощь воду. Обернувшись к Алишеру, подмигнула ему ободряюще:

– Сейчас согреешься, сынок… Тебе с пеной сделать? Погоди, сейчас…

Пошуровав по полочкам, она пожала плечами, протянула растерянно:

– Ой, а тут и пены никакой нет, и геля для душа тоже нет… Ничего такого нет, пожалуй. Одно мыло. Плоховато, видать, наша тетя Таня живет.

Она вздохнула, огляделась вокруг, словно пытаясь утвердиться в своем предположении о хозяйской бедности, которая сразу в глаза и не бросалась по причине глобальной чистоты, доведенной до уровня больничной дезинфекции. Но если внимательно приглядеться… Ванна, например, вычищена до блеска, но и протерта практически до самого чугунного основания – в некоторых местах уже видны, как проплешины, черные островки. Кафель беленький, от времени матовый – тоже со времен царя гороха положен, и зеркало в него над ванной вделано, половина потекла блеклой патиной, аккурат в том месте, куда вода из душа попадает. Наверное, лет тридцать-сорок назад это сильно круто было – в кафель над ванной для себя зеркало вставить. Чтобы, значит, принимающая душ молодая хозяйка могла своими формами любоваться. Формы потом с годами расплылись и исчезли, а бедное зеркало, выходит, неприкаянным осталось? Вынуждено отражать то, чего отраженным быть вовсе не желает? А полотенце… Аж бросается в глаза яркой белизною! Но, кажется, тронь рукой, и рассыплется на ниточки от ветхости. Да уж, совсем, видно, не желанные они тут с Алишером гости, при такой бедности…

Вздохнув, Диля потрогала воду рукой, подтолкнула мальчишку к ванне: