Ирина Критская - Помидорный романс

Наскоро протерев чемодан, Аделаида быстро начала кидать в его нутро кофточки и юбки, белье и всякий незатейливый скарб, который она особенно и не копила за эти годы. Так – дешёвенькое все, по скидкам, простенькое, лишь бы удобно. Ситцевую ночнушку она с сомнением приложила к себе, став у зеркала, потом, вдруг устыдившись своим мыслям, тоже бросила в чемодан. «Надо было купить бы чего, поприличнее», – подумала она с сожалением, хорошо, хоть на плащ новый скопила, красивый». Плащ и правда был отличный – нежно-голубой, именно этот цвет ей нравился в молодости, с серебристой подкладкой и большим, отложным воротником, который при желании можно было превратить в капюшон. В Москве июнь вечно был дождливым, плащ пригодился как нельзя кстати, да и туфли подошли – светлые, с небольшим каблучком и скромным бантиком. Лет им было, наверное, десять, но Аделаида их и не носила, куда…

С трудом застегнув чемодан, она бережно потрогала корзинку, в которую упаковала пяток хорошо разросшихся кустиков ее секретных огурцов, проверила деньги и билеты, щелкнула замком любимой сумочки на тоненьком ремешке и села в прихожей на стул. До поезда было еще часа три, Лялька, втихаря от матери, заказала ей такси и вот-вот должна была прискакать, проводить бабушку.

Наконец, Лялькин ключ зашебуршал в замке. Внучка влетела, взорвав в прихожей облако резких, незнакомых духов, хихикнула.

– Ну, ты, баб, даешь ваще. Куда ты этот балахон напялила? Там жарища, под сорок. Ты сарафан положила, тот, что я тебе принесла?

Лялька, действительно, притащила ей на днях сарафан, весь в алых искорках на белом фоне. Аделаида быстренько спрятала его в шкаф – не носить же такое неприличие.

– Нет, Лялечка. Я забыла про него…

– Забыыыла? Я на него полнаушников отдала, а она забыыыла. Ну ка доставай! И вот еще!

Лялька быстро пихнула сверток с сарафаном в бабушкин чемодан и вытащила крошечную косметичку.

– Смотри! Тут тон – он подтягивает морщины, лифтинг, слышала? И крем такой – тоже, попробуй только не мажь. Помада модная, свою можешь выкинуть и тушь тут удлиняющая. Все маленькое, но, тебе хватит. В поезде потренируешься.

Она сунула косметичку к сарафану, глянула на часы.

– Давай, давай, пора. Такси ждет. Вперееед. И да, бабуль. Ты на мать внимания не обращай. Жизнь у тебя одна. Думай головой, так ты меня учила? А мать… Она только о себе думает.

***

Поезд разогнался так, что в плохо вымытых окнах только мелькали давно забытые картинки. Жаркое, степное марево, высокие, пирамидальные тополя, полустанки. На редких остановках румяные тетки в белых, завязанных назад косынках продавали семечки, квас и пирожки, Аделаида покупала пакетики, что-то ела, хрумкала семечками и чувствовала себя совершенно счастливой. И такой – ясной, яркой, молодой, даже. Она смело намазала на себя все, что нашла в Лялькиной косметичке, достала сарафан и повесила его на плечики, благо в купе она была одна. Жара, действительно стояла устрашающая, горячий степной ветер врывался в окно и отдавал ромашкой и полынью. Все это – голубой плащ, тесноватые туфли, дождливая Москва казались Аделаиде далекими и ненужными, легкие полотняные тапочки, которые она купила перед самым отъездом, сарафан и полупрозрачная косынка, и совершенно другая Адель – все это было настоящим и долгожданным…

Поезд затормозил у красивого здания вокзала. Перрон был почти пустым, блестел вымытым асфальтом и казался прохладным миражом в раскаленной пустыне. Адель кое-как стащила чемодан и корзинку, и растеряно смотрела вслед уходящему составу. Из самого конца перрона, чуть прихрамывая, быстро шел к ней седой, сутулый человек. Увидев одинокую фигурку, он поднял руку, так что полы его легкого пиджака подхватил степной ветерок и помахал приветственно. И у Адель вдруг стало на душе совершенно спокойно и светло.

А с холма, на котором стояло здание вокзала, стекала вниз широкая дорога, тонувшая в зелени вишневых садов, и далеко, в тумане жаркого воздуха блестели купола храма.

Вячеслав Робертович, подбежав, сразу приобнял Аделаиду за плечи и даже чмокнул в щеку, введя ее в ступор, но лишь на мгновение. Уже через пять минут она весело вслушивалась в его быстрые, суматошные фразы, он умудрялся рассказывать одновременно и о поселке, и о себе, и при этом совершенно не путался. И голос у него был такой -знакомый, близкий, вроде они только вчера положили трубки телефонов, а может, даже расстались на недолго и снова встретились.