Дарья Ваулина - Море. Любовь

Любовь вмегда оставляет людей в недоумении. Она оглушает, озаряет, ослепляет, делает тебя беспомощным и при этом необыкновенно сильным. Она соединяет противоположности, разбивая все твои наработанные в течение жизни правила и установки. Заставляет идти против себя, расширяет границы, делает тебя больше, масштабнее, шире и выше. Она взращивает тебя, как строгая, но заботливая мать, отлучающая трехлетнего ребенка от груди ради его же блага, свободы и независимости. Делает тебя собой и впервые открывает тебе твою истинную сущность.

Когда-то люди обожествляли море. Точно так же я всегда обожествляла любовь. Я знала, что она, как и море, накатывает полноводными, всепоглощающими приливами и остужает пыл мучительными, обнажающими раны, отливами. И когда тебе наивно кажется, что ты познала ее целиком и больше не зависишь от частой смены её настроений, жестоко и без снисхождения снова ставит тебя на место и дает понять, что если и есть на этой Земле что-то могущественнее и сильнее человека, так это она.

Любви неведомо сострадание. Она не щадит, не сочувствует, бьёт больно и безжалостно. Ведь нет ничего слаще горечи любви, и нет ничего прекраснее её надменного, величественного и молчаливого распятия. Каждый, кто хотя бы раз вкусил её незабываемый сладковато-горький вкус, никогда не пожелал бы избежать этого смертоносного и губительного яда.

…А потом был поцелуй. То, что я хочу поцеловать Джемиля, я почувствовала еще на первом свидании на пирсе. Но это было бы слишком просто. Поэтому я решила до последнего не сдаваться, хоть и понимала, что сама продержусь недолго. Всячески уклоняясь и оттягивая момент, я все-таки не смогла этого избежать. Это было странно и непривычно. Настолько, что я с трудом прервала этот энергетический поток магических ощущений и сказала, что мне пора идти…

Чуть позже я заметила, что Джемиль немного сконфуженно чувствует себя на наших встречах. Он как шпион постоянно озирался по сторонам и старался лишний раз не мелькать со мной около рецепшн. Объяснял он это тем, что начальству лучше не знать про его отношения с постоялицей отеля. Даже специально брал фотоаппарат, чтобы наше совместное шествие выглядело не как свидание, а как рабочая встреча, то есть фотосессия. А я-то думала, что работникам гостиниц их боссы даже приплачивают за романы с туристками, и это отличный способ привлечения дополнительной клиентуры на курорт. Когда мой кавалер услышал об этом, он долго не мог поверить, что среди русских действительно ходят такие ужаснейшие и нелепейшие слухи. Да нет, почему именно среди русских… Об этом я узнала из американского фильма «Грязные танцы».

На следующий день я, как ленивый морской котик, вальяжно лежала на пирсе с закрытыми глазами и впитывала влажной солоноватой кожей безжалостные лучи южного солнца. Мне всегда нравилось это опасное удовольствие. И я совсем не хотела видеть перед собой того, кому вчера дарила ускользающий трепет губ. Но интуиция у мужчин развита хуже, поэтому материализуются они обычно в самый неподходящий для женщин момент.

Джемиль возник передо мной такой довольный и воодушевленный, как будто накануне вечером получил с меня клятву быть его на веки веков. Неудивительно, что он был так счастлив: мужчина, одаренный поцелуем, неминуемо охвачен мыслью о вторжении и на другие неизведанные территории. Ему сложно понять, что женщине не всегда интересно продолжать игру. Особенно тем, кто привык к тому, что в конце пути ее неизбежно ждет разочарование.

Именно поэтому я была с ним жестока и немилосердна. Сказала, что мне нужен отдых, и я вовсе не хочу проводить с ним все дни напролет. Цинично и правдиво. А тогда я боготворила правду во всех ее, даже самых глупых, проявлениях.

Мой новый друг страшно разозлился на мои слова и как ошпаренный унесся со скоростью света, сказав, что, «тогда ему тоже нужен от меня отдых».

Я осталась довольна. Мне понравился его неуместный запал и бурная вспыльчивость, которой я не ожидала, но которую так часто замечала и в себе. Наверное, именно она, ближе к вечеру заставила меня проникнуться к изгнанному из рая нежностью, пропитанной приятной примесью чувства вины, и с повинной головой прийти к его рабочему месту. И ему ничего не оставалось, как простить меня.

Четвертое свидание отдавало душистым ароматом черешневого вина и определенной степенью доверия друг к другу. Зная о том, какие мы в поцелуе, мы не знали о том, что таится за чертой, которую нам ничего не мешало переступить. И мы переступили. Забыв в пылу страсти о том, что знали о разочаровании, когда между двумя людьми нет самого главного – любви. И поплатились за это безликостью полета, который больше походил на жалкие попытки бескрылых взлететь в небо с помощью искусственно созданных конструкций. Мы не полетели. Мы рухнули вниз, и в этом не было ничего прекрасного. Все было огромной несуразной глупостью. «So far…No matter how close» («так далеко – несмотря на то, что так близко») – равнодушно сказала я, понимая, что нам не стоило переступать черты, не обладая такой роскошью, как настоящее чувство. Мы оказались вдвоем на этих простынях случайно. И хуже этого ничего нельзя было придумать.