Юлия Макарова: Обратный отсчет

Дома ее ждали обычные домашние дела, но делать ничего не хотелось. Даже аппетита не было, и, едва взглянув на приготовленный дочерью ужин, она ушла из кухни. Надо было чем-то отвлечь себя, Анна знала это, но так было тяжело на душе, так черно и тоскливо, что заняться хоть чем-то было свыше ее сил. Она побродила по квартире, потом снова вернулась на кухню, села за стол и задумалась.

Игорь вернулся спустя час после ее возвращения. И уже по тому, как он вошел, Анна окончательно убедилась в своих предположениях. Просто хлопнула дверь, щелкнул выключатель в прихожей. Ни привычного «привет» или «я дома»…Только тихое шуршание снимаемой одежды и все. Анна все так же сидела на кухне, положив руки на стол и, вслушиваясь в эти звуки, только крепко сжала кулаки.

Муж, наконец, разделся и очень медленно прошел по прихожей. У Игоря все же хватило мужества – он шагнул на кухню. Анна сидела спиной к двери. Задержавшись на пороге буквально на секунду, он, видимо, смотрел на нее. Анна не шелохнулась. Игорь подошел к окну, встал к жене спиной. Повисло тягостное для обоих молчание. Анна глубоко вздохнула и взглянула на мужа, вернее на его ссутулившуюся спину. Неужели этот человек стал теперь чужим? Вот так сразу, за несколько мгновений? Теперь нельзя просто подойти к нему, обнять, потереться щекой о плечо, как она делала столько лет… Раньше она так успокаивала Игоря, когда у него были неприятности, когда он, словно ребенок, оттаивал под ее нежными ладонями. Может, и не могла Анна помочь чем-то серьезным, но успокоить мужа всегда старалась.

Сейчас же он стоял к ней спиной, ссутулившийся и чужой. Ему было тяжело, но теперь он сам причинял боль и жене и себе, и два таких противоречивых ощущения боролись в ее сердце – Анна жалела его и была предана им же.

– Когда же ты собирался мне это сказать? Если вообще собирался? – Анна решилась первой прервать молчание.

Муж развернулся к ней. Он был бледен и как-то сразу осунулся и постарел.

– Ань, ты прости меня. Если сможешь, конечно. – Голос его звучал глухо.

Она горько усмехнулась.

– Простить? Простить… Какое странное слово… Просто простить…

Он молча смотрел на нее.

– И давно это у вас?

– Ань…

– Что – Ань?! Как давно ты меня обманываешь?! – Анна с трудом сдержалась, чтобы не сжать снова руки в кулаки. А так хотелось это сделать, да еще хлопнуть ими от души по столу… – Что молчишь?

– Не очень. Да какая разница? – Игорь сел на стул напротив жены.

– Да никакой. Действительно, никакой разницы. Подумаешь, ты спишь с другой, а так – ничего особенного. Класс, дорогой! Поздравляю! Плыли мы, плыли, и, как говорится, приплыли. – Анна нервно засмеялась, но тут же посерьезнела, в упор глянула на мужа. – Как же ты мог, Игорь? За что ты так со мной? Что я сделала не так?

Он глянул на нее и отвел глаза. Несколько минут Анна смотрела на него, но муж молчал.

– И что теперь? Как, по-твоему, мы будем жить дальше?

– Я не знаю.

– А кто знает? Кто должен знать?! Я?!

– Не ты. Не только ты. Да, я виноват перед тобой. Прости. Но…

– Что «но»?

– Нам нужно время, чтобы все решить.

– Что решить?

– Ну, как дальше жить, что делать…

– А что ты собираешься делать? Ты сам? Что ты будешь делать? – Последнюю фразу она произнесла медленно, выделяя каждое слово.

– Пока не знаю.

Игорь поднялся, прошелся по кухне, снова встал у окна.

– А что, по-твоему, я должен сделать? Собраться и уйти?

Идти ему, кроме как к той девчонке, было некуда. Квартиру эту они купили лет пятнадцать назад – продали дом Анниной бабушки в ее родном поселке, взяли кредит и приобрели трехкомнатную здесь, в областном центре. Так что, если дело дойдет до дележа жилплощади, то разбираться придется долго – кому что причитается. Родители Игоря жили в соседней области, и больше никого из его родни здесь не было. Да и что сделали бы родственники в такой ситуации, с какими глазами к ним идти? Сам виноват, сам и разбирайся, ищи теперь, где жить.

Гнать мужа из дома Анна не собиралась. И даже не из страха, что он уйдет и не вернется, а просто потому, что не испытывала к нему ни ненависти, ни злости. Была просто обида, жуткая обида и чувство отвращения. Как же это было нечестно с его стороны – быть с другой женщиной и продолжать делить постель с нею! И еще чувство стыда, стыда перед детьми и родителями, да и перед знакомыми тоже. Анна никогда не делала свою семью образцово-показательной, она просто жила нормальной жизнью – со своими радостями и горестями, но никогда не делала их домашние дела предметом чьего либо обсуждения. Говорят про всех, и плохое и хорошее говорят, но теперь в их личную жизнь влезут чужие люди и станут копаться в их делах, перемывая кости всем и вся. Кто-то будет сочувствовать, кто-то осуждать его, ее или их обоих. Одни будут делать это за их спинами, но всегда найдется кто-то, кто выскажет все прямо в лицо, надеясь понаблюдать еще и за их эмоциями. А как сказать все это родителям? Для них это станет громом среди ясного неба. А дети? Как им все это объяснить?