Элина Базоркина - Бархат фиалки

– Доченька! Девочка моя, – подошла она к кровати и села рядом, – что мне сделать для тебя, мое дитя? – Женщина протянула руку к ее щеке и вытерла слезы с глаз, – нам ничего не остается с тобой, моя родная, как смириться, прошу тебя, смирись. Камила, но умоляю тебя, не делай глупостей, не делай ничего такого, от чего твой отец должен будет опустить голову. Я прошу тебя, мое дитя. Не строй свое счастье, разбив нам сердца, я тебя умоляю, – взмолилась мать навзрыд, – прости, что я ничего не могу сделать, твой отец дал слово, и он его не нарушит. – Камила молча смотрела на мать. В ее глазах закончились даже слезы.

На телефоне уже в сотый раз звучит сигнал сообщения и пропущенных звонков. Обеспокоенный и ничего не подозревающий Саид без конца звонил ей. С самого вечера он стоял на улице неподалеку от ее дома, но не мог дозвониться, чтобы она хотя бы выглянула из окна своей комнаты, которое как раз выходило на эту улицу. Неизвестность была хуже всего. И спросить ему было не у кого, так как брата он спросить не мог из-за моральных соображений, а сестры у нее не было. Он просто терпеливо ждал. Тамара вышла из комнаты, чуть посидев с дочерью, а девушка так и оставалась там не выходя даже поесть.

Наступил вечер, а за ним и ночь; в доме настала глубокая тишина и Камилой начала овладевать дремота. Сквозь сон девушка услышала легкое постукивание по стеклу. Спросонья ей показалось, что это сон, но стуки продолжались. Она встала и подошла к окну. Саид стоял внизу на уровне цоколя и мило улыбался, жестом показывая открыть окно. Увидев его, от счастья и одновременной печали ее сердце стало «кричать» – «забери меня, прошу!», – но эти крики заглохли при воспоминаниях о словах матери, которая молила ее ничего такого не предпринимать. Девушка была в замешательстве, не зная, как поступить. Она еще какое-то время стояла не двигаясь с места, а парень стоял и смотрел на нее все с той же улыбкой, продолжая показывать кивком головы, а иногда рукой открыть окно. Наконец она открыла его, и он сразу подошел ближе.

– Что ты делаешь, Камила? Скажи мне, что ты со мной делаешь?! У тебя все хорошо, ты не болеешь?

– Нет, – тихо и быстро произнесла она, чтоб слезами не выдать свои чувства.

– За все восемь месяцев нашего знакомства я впервые не смог увидеть и услышать тебя целые сутки и даже представить не мог, как это может быть невыносимо для меня. Я так больше не смогу, не делай так больше, прошу тебя! Ни одного дня, даже выходные мы не проводили не видя друг друга, это было тяжелым испытанием. Не делай так больше. Что случилось, почему ты не пошла сегодня в университет, я ждал тебя там, где обычно? Почему не отвечала на звонки, сообщения? – продолжал он умоляюще спрашивать ее, а она все еще молчала, боясь расплакаться при первом слове. – Ответь мне Камила, я прошу тебя, в чем дело? – девушка не выдержала и расплакалась, закрыв руками лицо.

– Я не могу, не могу. Я не смогу Саид. Что мне делать?

– Что? Что случилось? Расскажи мне, и я все сделаю, чтобы помочь тебе. Только скажи.

– Нет, ты не сможешь. Никто не сможет мне здесь помочь.

– Не пугай меня, моя хорошая, прошу тебя. С твои здоровьем все в порядке? Ты ничем не болеешь?

– Нет, нет. Со здоровьем все хорошо, но сердце болит и душа и это болезнь неизлечима, поверь.

– Но что случилось, расскажи? – повторял он полушепотом, боясь, что его услышат.

– Я завтра выйду на учебу. Давай там поговорим?

– Ты мне предлагаешь уйти вот так, со всеми пугающими домыслами? Что я должен думать? Тебя вообще не волнует, что у меня на душе? Я не знал, куда деваться, когда не мог связаться с тобой. Мы ведь сейчас повязаны крепко, мы близки, как одно целое, как две половинки сердца и если одна оторвется, другая не сможет существовать. Разве не так, Камила? Разве я ошибаюсь? – ласково и тихо спросил он. Она стояла молча, лишь кивая головой. Ее сверкающие блики в мокрых глазах и прерывистый голос не давали ответить ни на один поступивший вопрос, ответ которых он безропотно выжидал. Он стоял на темной улице под свет ночных ламп и его красивое лицо, и идеальные черты выделялись и становились еще более выразительными. От этого притягательного и давно родного образа Камиле становилось невыносимо больно. Любовь всей ее жизни теперь с каждым днем будет все больше и больше отдаляться от нее. Эти несколько минут проведенные здесь у окна ей показались очень долгими, незабываемыми и любимыми. Он был так близок, что если протянуть руку, то она могла бы дотронуться до его лица, но в то же время был так далек, словно между ними простирался целый океан. Ей становилось очень больно от мыслей, что настанет день, когда она больше не сможет видеть его, говорить с ним, чувствовать его любовь и дышать этой любовью, которая была жизненной энергией и воздухом для нее все это время.