Святослав - Боги с Родины… После – вчера Нибиру. С Нибиру аннунаки. 3 книга трилогии. Ритмика. Дополненный вариант

Вино сухое у меня берёшь – в обмен на яйца, сыр, но, кто об этом знает, тем более – со мной его и приговариваешь.

А чтобы не стоять на рынке, он яйца, сыр, сдавал – другой соседке, дешевле вдвое. Зато на рынке время не терял – не торговал, за место не оплачивал и, мирно жил с соседками обоими. – Довольно дружны Были, что им завидовали.

Прошло немного времени, казалось, жил здесь Гриша – с детства (в другой, возможно – жизни), к дому привык, словно к родному. Нравился воздух чистый, вокруг горы. Поверх – огромные просторы. Лес смешанный: кедры и сосны, ясень, дуб и липы.

Но на душе – легко было, не часто. Родителей потерянных – пока тянул срок в зоне подростковой, нередко вспоминал с душевной болью. А здесь живя, их помнил – постоянно.

Любил он их – таких никчёмных. Хотел бы видеть их – весёлыми, знать – живы ли, на свалке гадкой или «ушли», и похоронены в канаве, без знака номерного, как собаки.

– Тебе сам бог велел – уток, гусей выращивать, советовала Дуня по-соседски. Родник – у дома рядом, таскать для птицы воду – в бассейн не нужно, вёдрами; плюс за плетнём склон в гору – травой поросший, а слева – поле, для живности корм всесезонный. Зимой – морозы, снег – бывают редко. Можно – не утеплять особо; пройдёшь по стенкам – плёнкой. Будет – достаточно.

Немного комбикорма купишь, мешков пятнадцать-двадцать, травы подкосишь – еды на зиму хватит для бессловесных тварей. Много – им не нужно.

И зиму быстротечную, не беспокоясь о подопечных, сам не заметишь – проживёшь, почти беспечно.

И те, довольны будут – не брошены и не голодные и ты, с сыром и яйцами. Сытый и, мной ухоженный.

Собрав немного денег, решил в Ростов Григорий съездить, следы родителей на свалке отыскать.

Договорился с Дуней, – смотреть за живностью, отправился – с надеждой, их искать, чтобы со свалки тех забрать, если найдёт их – обустроит; им будет помогать – сколько сумеет, со своих копеек.

За Военведом [2] 2 2 [2] Часть Октябрьского района г. Ростова-на-Дону. , рано – лишь солнце утром встало, на главной свалке города – расспрашивал бомжей, показывал им фотографию родителей. Но было тщетно, никто не узнавал, глаза уставив в землю, словно искали под землёй или стеснялись, что-то рассказать, боялись…, кого, – не знал.

– Таких здесь не было, быть может – сбоку, рядом или возможно, за Аксаем….

Похожих – вроде видел, один сказал. Другой – не видели. Не знаем – отвечали, глаза уставив в землю. Возможно, ожидали – вознаграждения.

Григорий понимал прекрасно, что не желают правду говорить – о жизни свалки, но подступиться как, не знал. И денег не было платить за информацию и, если были бы….

Сколько, не дать им, обманули, наврав – по ложному пути послали…, а правду – не сказали.

Он, пригорюнившись – присел в сторонке, понимая, что уходя – нить оборвёт единственную. Хотелось выть от боли, горя, злости, безысходности, и еле сдерживаясь – прокричал:

– Вы сволочи! Это мои родные: мать, отец. Вонючие отрепья! У вас, наверно, детей нет?!

И не было?!! Они вас бросили?!! И правильно! А я ищу, освободившись с малолетки! Вы суки! Твари! Педерасты!

Да будьте прокляты, скоты безмозглые, блохастые!

Опомнившись, что за слова свои, ответ держать придётся – плюнул в их сторону и, приготовился к разборке.

Он не боялся. – Шепча тихо – вас презираю – сволочи! В душе молился и, ждал нападения.

Бомжи собрались вместе, обидевшись на оскорбления. Гул недовольства, угрожающей волной – шёл в его сторону.

– Ну, что вы медлите! Трусы поганые! – Григорий крикнул им. Рвите шакалы, разрывайте! Твари позорные!

Истерика его накрыла. Хотелось кинуться на них. Глупость желаемого понимал, но уже слабо – владел собою, и был готов к печальному исходу.

Бомжи подвинулись к нему. В руках ближайшего был нож для рубки мяса.

Глаза его – блестели, рот скривился – приоткрывшись. Морда оплывшая от перепоя и, отравления денатуратами, настойками и брагами – подрагивала в напряжении, желания – стать первым среди равных, и наказать обидчика – немедленно.

Григорий приготовился к удару. Он понимал, скорей всего – к последнему. Плюнул тому в лицо и, в глаз попав – обрадовался, – ответил, чем-то – убийце предсказуемому.

Глаза подняв, простился с солнышком, пред ним бы на колени опустился, но эти гады возомнят, что струсил и, перед ними стал, и молит – о пощаде.

Он напоследок солнцу улыбнулся, подумав – значит скоро встретимся с отцом и матерью родимыми – мы воссоединимся на том – далёком свете, раз не пришлось на этом, к сожалению. Так получается – по жизни!