Юлия Резник - Соль уходящего лета

– Ты сама разработала схемы? – вскинул брови пожилой мужчина.

– Сама, да… Хотя, конечно, мне здорово подсобили старинные описания, раздобытые в мою прошлую поездку в Италию. Как бы было хорошо поучиться у тамошних мастеров… – мечтательно протянула Лада.

– Так что же тебе мешает?

Лада оглянулась, провела по замысловатому узору тонкими пальцами без маникюра и, нацепив на лицо маску беспечности, пояснила:

– А у меня с финансами беда, Йоси Соломонович! Реставрация крыши отняла все, что удалось скопить за сезон. А ведь еще менять старый водопровод и проводку!

Отказываясь поддержать шутливый тон разговора, мужчина бросил на Ладу задумчивый взгляд:

– Зачем тебе это?

– Ну, как же? – сделала вид, что не понимает сути вопроса Лада, – по стояку постоянная течь, проводка искрит и мигает! Меня скоро закроют, к чертям… Вот будет хохма! Второй прогоревший бизнес за без малого пару лет…

– Лада!

Владислава резко отвернулась. Ссутулила плечи:

– Извините… Извините, Йоси Соломонович, я… Я просто не могу это обсуждать.

– Ты гробишь свой дар в этой трещащей по всем швам гостинице, ты зарываешь себя…

– Неправда! Меня зарыли давным-давно… Уже два года как… – парировала Лада тихим срывающийся голосом. – Я… я, пожалуй, пойду. – Она подхватила свою авоську и устремилась к выходу. Йоси Соломонович посеменил вслед за ней:

– К Лидочке?

– К ней… Не знаю, как в глаза ей буду смотреть. Опека опять не шевелится. Хорошо хоть в детдом не запретили приходить. Блюстители порядка, чтоб им пусто было…

– Постой… А ты разве не в курсе, что ее забрали в больницу?

– В больницу? – застыв на полушаге, просипела Лада. Откашлялась, встряхнула волосами, прячась за отросшей челкой. – Но как… когда? Мне ничего не сказали…

Холод волной прошелся по ее искореженному телу и свернулся тугим комом в груди.

– Как? Я думал, что ты в курсе… Вчера ей опять стало плохо. Мне Леночка Савина разболтала. Знаешь, там такая светленькая работает? Она мне творог продает…

– Господи… Почему же мне ничего не сказали? Я ведь просила! Я их просила сразу мне сообщать…

– Лада! Послушай, ты ведь никто ей по факту…

– Но ведь не потому, что я этого не хочу! – едва не плача, воскликнула женщина. – Есть ли в них хоть толика человечности?!

– Я не знаю, милая… Но, тем не менее факт остается фактом. Они тебе ничего не должны.

В бессилии Лада сжала руки в кулаки. Ее учитель был прав. Сотрудники интерната не были обязаны перед ней отчитываться! Кто она такая? Несостоявшийся опекун, которому из-за инвалидности и отсутствия мужа в этой самой опеке отказано? Сумасшедшая баба, которая, не имея возможности родить, сосредоточила всю свою любовь на чужом ребенке? Больной ребенке… Смертельно больном…

– Знаешь, что? Погоди несколько минут. Я отвезу тебя в больницу. Только отпущу девочек.

– Я не хочу отвлекать вас от дела, – прошелестела Лада.

– Да какое тут дело теперь? Погоди… Не убегай…

– Я подожду на улице, – не имея сил больше противиться, согласилась Лада и резким ударом ладони открыла дверь. С трудом преодолела три не слишком высоких ступеньки и опустилась на красивую, выкрашенную белой эмалью скамью. Отгоняя слезы, растерла лицо. Яркий свет больно ударил по ее воспаленным глазам, золотистым лучом скользнул по отполированной резной двери и скрылся где-то под козырьком веранды. Все было как всегда. Ничего не поменялось за время, что она пробыла в доме учителя. Только в ее душе стало немного больше боли. Боли, о которой никто не знал. Боли, до которой никому не было дела. Ни солнцу, ни небу, ни облакам, плывущим в далекие дали…

Как и большинство пожилых людей, Йоси Соломонович вел машину неторопливо. Лада едва сдерживала себя от того, чтобы не прикрикнуть на него с просьбой ускориться. Несчастные пятнадцать минут, что они ехали, для нее растянулись на долгие-долгие годы.

В отделении Ладу прекрасно знали. Это она из собственного кармана оплачивала лечение девочки, это ей врачи отчитывались о ее состоянии. Это ее пугали прогнозами, сочувствующе похлопывая по плечу…

– Виктор Васильевич… Ну, слава богу, вы на месте! Как она? – Лада влетела в обшарпанную ординаторскую, даже не поздоровавшись, и, увидев знакомого врача, в облегчении замерла у стены.

– Добрый день, Лада… Сама понимаешь, что ничем хорошим я тебя порадовать не могу.

Она знала. Она действительно знала… Неоперабельный порок сердца. Неоперабельный… порок. Прогноз – меньше шести месяцев. Лидочка и без того прожила больше, чем ей было положено, исходя из тех же дурацких прогнозов врачей. Впялив взгляд в потолок, Лада шумно вздохнула. Она же понимала, она ведь все понимала, так почему же так больно? Каждый чертовый раз? Слезы набежали на глаза. Слезы бессильной злобы. Она перерыла все! Изучила законодательство, практику… Она написала о проблеме Лидочки в министерство и проклятому президенту… Она даже телевидение подключила, но это нисколько не помогло. Для нее не находилось донора. Не находилось…