Юлия Резник - Не ты

– Твою мать! Вот какого хрена?! – зашипела Лиза на ухо, и что-то в ее голосе заставило Машу оторваться от своего занятия. Сначала она не поняла, что послужило причиной Лизкиного возмущения, а после… Нет, ничего сверхъестественного не случилось. Она не умерла, не упала в обморок, жизнь не остановилась, планета не замерла, но… Все же вид стоящего в нескольких метрах Богатырева царапнул что-то там… глубоко, убранное с видного места в самые дальние тайники памяти. То, что вспоминать не хотелось, не то, чтобы ворошить. – Вот и че этот урод приперся?!

– Да тише ты, чего орешь?

– Пусть знает, что я о нем думаю!

– Можно подумать, его это волнует.

– М*дак он редкий. Разве таких заботит хоть что-то?

– Да, брось. Что на калеку злиться? Его жизнь вон как наказала. Хромает до сих пор.

– Так и надо этому обосранцу за то, что с тобой тогда так.

– Да ну! Он же не знал, что я такая впечатлительная, – хмыкнула Мура.

– Интересно, что ему здесь понадобилось… – процедила Лизетта сквозь зубы.

Маша покосилась в сторону собравшихся в проходе парней. Модная удлиненная челка, пришедшая на смену подстреленной прямой, которую она носила еще два год назад, позволяла ей действовать незаметно. Да уж. Хорош, как и раньше. Ничего та авария в нем не изменила. Стоит, как всегда, в центре внимания, руками машет. Только татух еще больше, все открытые участки кожи забиты, так что даже на лицо кое-где узор наползает, прибавляя ему загадочности. Будто бы почувствовав ее взгляд, Сева медленно повернул голову.

– Пойдем в первой пятерке, – сказала Мура Лизетте, делая вид, что ничего такого не происходит.

– Очкую я что-то.

– Сама говорила, что перед смертью не надышишься. А на этого смотреть – сил нет.

– Помнишь, слух ходил, что ему ноги оторвало? – шепнула Лиза, уже на пороге аудитории. – Ты еще плакала тогда…

– Да это из жалости, Лиз.

– А он тебя не жалел! И, как видишь, ноги на месте.

– Ну, и пусть. В прошлом все.

– Нужно поспрашивать у своих, откуда этот урод появился. Говорят, за границей лечился долго, после аварии.

– Мурушкина, Самойлова, вы сюда поговорить пришли или зачет сдавать? Тяните билет, неугомонные! – прервал их разговор строгий голос преподши.

Билет выпал не самый худший. Мура довольно уверенно рассказала о построении вероятностной математической модели случайного явления и получила первое заветное «зачтено» в зачетку. А вот Лизка в теме откровенно плавала, но поскольку от нее никто и не ждал чего-то фееричного, той с горем пополам и посильной помощью преподавателя ей все же удалось рассказать об аксиомах Колмогорова.

– Я сегодня напьюсь! – поставила подругу перед фактом Самойлова, выходя из аудитории.

– Не рекомендую. Послезавтра у нас история экономических учений.

– Ты – зануда. А у меня – стресс. Его лечить надо! Нет, посмотри, сидит…

– Может, он восстановился, а? – внесла предположение Маша, наткнувшись на пристальный Севин взгляд.

– Понятия не имею! Но с нашим везением…

– Ты-то здесь при чем?

– А мне за тебя обидно! – возмутилась Лизетта, а после добавила зло, переступая через вытянутые конечности Богатырева. – Расселся барин! Ни пройти, ни проехать!

– Зачем ты так?

– Пусть ведет себя, как человек. А то привык, что земля вокруг него вертится!

– Ты ведь ничего о нем не знаешь.

– Нет, вы посмотрите! Поверить не могу, что ты его защищаешь!

– Я не защищаю, просто…

Что «просто» Маша и сама не знала. Она была в больнице, когда Сева разбился. Все случилось в один день. Мура вскрылась, а Богатырев попал в страшную аварию на той самой машине, которой она так сильно восхищалась. Подробности произошедшего семья Всеволода хранила в тайне, и достоверно никто не знал, как все было на самом деле. Ходили упорные слухи, что в крови Севы обнаружили ударную дозу запрещенных препаратов, но дело очень быстро замяли. Сама Маша находилась не в том состоянии, чтобы вникать в подробности. Ей зашили раны и вытолкнули в жизнь, к которой она не была готова. И с которой ей никто не собирался помогать разобраться. Родители… если и испугались поначалу за дочь, то надолго их испуга не хватило. Маша, наверное, никогда не забудет, как мать отходила ее полотенцем только лишь за то, что спустя неделю после выписки она слишком пристально, по мнению той, смотрела в окно. Как эта женщина кричала, брызжа слюной:

– Психичка ненормальная! Жить надоело, да?! Так ты бы вены вдоль резала! Чтоб уж наверняка, а так только позору с тобой набрались!