Амелия Борн - Здравствуй, папа!

Перед мысленным взором возникла колонка из журнала, который вышел в свет не далее как пару дней назад.

– Именно о нем. Но я ни слова не говорила о вашем отцовстве относительно Алисы.

И вновь я испытал что-то похожее на сожаление. Потому что знал – сейчас я поднимусь и выйду из квартиры Эммы и ее дочери и больше никогда их не увижу. И наверно это было самым правильным, но почему-то я медлил.

– Хорошо, Эмма. Пусть так и будет, – все же решил я.

Встав из-за стола, направился в прихожую, чувствуя, что это то единственное, чего от меня желала получить рыжеволосая мать Алисы. Никакой подставы не было. Ребенок просто не так что-то понял, а потом пришел ко мне. И почему вдруг стало так горько от этого понимания?

– До встречи… То есть, я хотел сказать, прощайте, – произнес я, обувшись и выходя за порог квартиры Эммы.

– Прощайте, – откликнулась она, и секундой позже захлопнула дверь прямо перед моим носом.

Прекрасно! Впервые женщина на моей памяти хотела настолько быстро избавиться от моей компании.

Что ж… Я подернул плечами и ушел. Пусть так и будет.

– Ну? Ты заказал торт? – потребовала ответа сестра, которая позвонила мне через пару часов после того, как я оказался дома.

– Заказал! – соврал Лене, мысленно закатив глаза.

Ох уж это желание соорудить гребаный торт, от наличия которого будет ни горячо, ни холодно! И уперлась же сестра в эту хрень.

– Покажешь фотку, которую выбрал?

Да! Бегу и падаю.

– Это будет сюрпризом.

Она замолчала, и я уже решил, что на этом расспросы закончены, когда Лена выдала:

– На дне рождения будет кое-кто, с кем я хочу тебя познакомить.

Я едва не взвыл от услышанного. Лена в последнее время только и делала, что пыталась меня кому-нибудь пристроить, словно я был объектом, способным вот-вот пустить душок от того, что срок годности истекал.

– Лена…

– Что – Лена? Тебе уже много лет, а ты все еще один!

– И? Какое тебе до этого дело?

У меня внутри все вскипело. Какого черта Лена лезет во все это?

– Есть дело, Крамольский! И ты сам мне потом спасибо скажешь!

О, вот в этом я уж точно сомневался. Наши вкусы с сестрой отличались разительно, но если Лена что-то вбивала себе в голову – пиши пропало.

– Не скажу. И перестань меня сватать! – процедил я.

– Она хорошая. Правда. Тебе понравится, – не сдавалась Лена.

И тут вдруг меня осенило. Нужно просто перебить карту, которую бросила на игральный стол сестра!

– Мне не понравится, – начал я издалека. – Я не хотел говорить, но… у меня уже есть девушка.

Перед глазами встал образ Эммы. Почему именно ее – не знаю. Но представлять мать Алисы было особенно приятно.

– У тебя есть девушка? – недоверчиво спросила Лена.

– Именно так. Есть! – отрезал я и, решив, что ничего особенного не пропущу, отключил связь.

Поднявшись с дивана, я подошел к окну и взглянул на вечернюю жизнь. Стоял и смотрел на то, как малочисленные прохожие мельтешат туда-обратно, а сам думал о весьма жизненных вещах.

Эмме, которая мне весьма понравилась, нужны были деньги. А мне – была нужна женщина, наличие которой отрезвит Лену в ее попытках найти мне пассию.

Что ж… Кажется, карты легли весьма и весьма удачно. И спорить с судьбой в этом вопросе я уж точно не собирался.

Крамольский ушел, оставив после себя лишь характерную дымку парфюма – дорогого нишевого аромата с нотками табака и кожи, спрыснутых терпким виски, в котором безошибочно угадывалось творение имени Тома Форда. Я простояла некоторое время неподвижно, наслаждаясь теплым шлейфом мужских духов. Запахи я различала безошибочно – давняя мечта стать профессиональным «носом» и работа в магазине косметики давали о себе знать. Жаль, что некоторые мечты, увы, вынуждены оставаться только мечтами.

Итак, Крамольский ушел, а вот необходимость серьезно поговорить с дочерью – осталась. И предстоящая беседа меня совсем не радовала.

– Лис, – позвала я дочь, предварительно постучав в дверь ее комнаты.

Она открыла мне сама. Такая еще маленькая, но уже такая самостоятельная. Моя девочка. Лучшее, что было у меня в жизни.

– Папа уже ушел? – спросила она, нахмурившись.

Я подавила тяжелый вздох. Не было ничего страшнее и болезненнее этих разговоров об отце, которого у нее никогда не было, но в котором она так нуждалась. Внутри грызущим червяком зашевелилась совесть, напомнив о том, что я только что солгала человеку, который мог все изменить.

Вот только захотел ли бы? От меня не укрылся его взгляд, полный подозрения, когда он расспрашивал о журнале и о том, что мне известно насчет нового филиала его фирмы. Весь его облик буквально кричал – я знаю о том, что ты хочешь моих денег. И я вовсе не собиралась переносить подобного унижения, где меня выставляли бы охотницей за халявными средствами на жизнь. И уж тем более я не хотела, чтобы от необходимости доказывать свои притязания страдала моя дочь.