Юлия Резник - Моль

– Чего это он, как думаешь? – ворвались в мысли слова Славки.

– Понятия не имею. Глюки, наверное, – как можно более беззаботно ответила Света и вышла из палаты.

– Ты сегодня как? В кино не хочешь сходить?

– Не знаю, Слав. Что-то утомил меня этот день. А впереди еще столько работы, – пожала плечами Моль. – Давай в другой раз.

Меньше всего сегодня ей хотелось развлекаться. Никто и ничто не смогло бы отвлечь ее от мыслей о красивом мальчике, который едва не умер на ее столе. Никогда, наверное, она не забудет его глаз.

Зашла в кабинет, закурила. Черт. Нужно с этим завязывать… В ее возрасте никотин – не лучший товарищ, но… Открыла сумку, достала блокнот, отбросила его в сторону нервным движением.

– Светлана Юриевна…

– Да?

– Там после автокатастрофы привезли. Целая семья. Рук не хватает.

– Иду.

Моль выкинула из головы все, что терзало ее с самого утра, и вошла в операционную. Здесь все знакомо, все, как она и привыкла.

– Поехали.

Домой возвращается спустя шесть часов. Ноги гудят, спину ломит, но терпимо. Бывало гораздо хуже. Бокал вина и ванна с пеной. Хорошо-то как. Мысли о незнакомце возвращаются. Как и вопрос о том, что же ей делать дальше. Пойти в полицию? Смешно. Она не знает имен участников и не имеет доказательств того, что эта история случилась на самом деле. Допила одним глотком вино и встала из ванной. Смыла пену, обернулась в широкое пушистое полотенце. Вышла в коридор, остановилась взглядом на сумке, которая аккуратно пристроилась на маленьком столике в прихожей. Подпрыгнула от непривычно громкого телефонного звонка. Черт… Мать.

– Алло.

– Добрый вечер, Светлана. Ты так и не нашла времени со мной встретиться.

Ага… Точно. Не нашла. Собственно, она и не искала особо, но разве в этом признаешься?

– Прости, Паулина. Забегалась.

Ее мать, Паулина Золотарева, была известной театральной актрисой. Красивой, талантливой и… ужасно холодной. По отношению к дочери холодной, отношений с мужчинами это не касалось абсолютно. Сейчас, в пятьдесят пять, Паулина была счастливой обладательницей тридцатилетнего любовника. Впрочем, благодаря своевременным и очень профессиональным пластическим операциям, она выглядела едва ли не его ровесницей. И уж точно ровесницей собственной дочери.

– Света, ну сколько раз я тебе повторяла, что ты должна называть меня мамой. По крайней мере, когда мы наедине…

Света промолчала. Не считала нужным ничего комментировать. Как и не считала возможным для себя называть эту женщину матерью. Когда-то давно, в детстве, она бы многое за это отдала, сейчас же… Слишком поздно.

– Ты что-то хотела?

Паулина фыркнула. Любовь к театральным эффектам у нее была в крови. Иногда Свете казалось, что она всегда в образе.

– Вот! В этом ты вся… Ты даже не помнишь, что я тебя просила договориться с профессором Шишковым по поводу Николая Петровича…

Николая Петровича? Худрука Паулины?

– Я тебе тысячу раз говорила, что ему абсолютно правильно удалили аппендикс. О чем тут с Шишковым разговаривать?

– Да что они понимают в провинции?

В прошлом году, на гастролях в одном из областных центров, с худруком Паулины случился приступ острого аппендицита, который там же успешно и прооперировали. А совсем недавно у него обнаружили гастрит. И объяснить матери, что операция полугодичной давности и нынешние проблемы Николая Петровича с желудком никак не связаны, было практически нереально.

– Мама, гастрит – это хеликобактер. Бактерия. Понимаешь? Ему просто нужно пройти назначенный курс лечения и отказаться от алкоголя, который сводит все старания на нет.

– Ну, знаешь ли, Светлана! Ты невыносима.

Ничего нового. Она слышала это уже тысячу раз. Впрочем, Паулина позволяла себе такие выпады только наедине.

– Слушай… У меня был очень тяжелый день…

– У тебя никогда нет времени на мать!

Справедливо. У матери тоже никогда не было времени на дочь. Время собирать камни?

– Я работаю по семьдесят часов в неделю.

– Так не работай столько!

Опять разговор ни о чем. Она не может работать меньше. Во-первых, ей это нравится, во-вторых, ее никто не может заменить – она лучшая, ну, и в-третьих – ее любовь к модной одежде, вкусным продуктам и немецким машинам влетает в большую копеечку. И вторая ставка в этом плане – хорошее подспорье.

– Не работать не могу. Жизнь нынче дорогая.

– Какая же ты сложная, Света! Вся в отца.

Начинается! Нужно срочно прощаться, иначе это никогда не закончится – мать оседлала своего любимого конька.