Мария Высоцкая - Законы безумия – 3. Одна любовь

Гриша присоединяется ко мне на полпути. Машина тормозит где-то посреди дороги, уже за городом.

– Прекрасно выглядишь, – пробегает глазами по моему декольте и разрезу на юбке, – шикарно, – его губы касаются моей шеи.

От него ужасно пахнет. Я ненавижу этот запах, эти духи. Его ненавижу. Сжимаю помаду в кулаке, прикрывая глаза.

В этом дурацком ресторане полно народу. Все такие счастливые, даже тошнит. На входе к нам присоединяются отец и Дашка. Гриша обнимает меня и доводит так почти до самого стола. Отодвигает стул и, когда я сажусь, касается ладонями моих плеч. У него холодные руки. Очень холодные. Он стискивает ими мою покрывшуюся мурашками кожу, а мне кажется, ещё немного – и у меня начнут хрустеть кости.

Официант подает меню, и Назаров садится на соседний стул. Внимательно вчитываюсь в меню и не могу избавиться от мысли, что кто-то смотрит мне в спину. Делаю заказ и как можно менее подозрительно оглядываю зал, оборачиваясь назад. Никого. Странно, но я была уверена, что кто-то смотрит. И сейчас это чувствую. Этот взгляд. Но в зале никого нет.

Немного задираю голову, но единственный стол, который видно отсюда, пуст.

Кажется, я начинаю сходить с ума. Неужели это мания преследования? Не знаю. Каждая минута здесь тянется адски медленно.

Дашка что-то рассказывает, я улыбаюсь. Улыбаюсь заученной, вышколенной улыбкой, чтобы Гриша не смотрел на меня косо. Пока я тяну свой бокал с вином, Назаров упивается в хлам. Они с отцом что-то обсуждают. Громко и вычурно смеются, за что мне становится неловко перед людьми вокруг. Конечно, визуально моих переживаний не заметит никто, но внутри мне мерзко и стыдно. Очень стыдно за всё это.

Поднимаюсь и, гордо выпрямив спину, иду в туалет. Мне нужно немного передохнуть. Всего пару минут. С милой улыбкой миную такого дружелюбного и улыбчивого хоста и, как только оказываюсь в длинном и достаточно узком коридоре, ускоряю шаг. Выдыхаю.

Слышу, как стучат мои каблуки, а ещё теперь мне кажется, что кто-то не просто смотрит, а идёт следом.

Оглядываюсь, и сердце замирает. Шелест. Не верю. Ускоряю шаг, чувствуя, что он позади. Заворачиваю за угол и вздрагиваю. Его руки резким грубым движением прижимают меня к себе. Он без слов и моих сопротивлений толкает в какое-то помещение, в ушах гул, слышу только звук дверной защёлки.

Богдан поворачивает меня к себе лицом, немного развязно толкая к стене. Прилипаю к ней спиной и не могу отвести от него глаз. В этом помещении горит тусклый свет, и я вижу скорее заострённые черты, нежели лицо в целом.

Протягиваю руку в непреодолимом желании коснуться его щеки. Пальцы замирают на смуглой коже. Шелест морщится, а меня прошибает током.

Улыбаюсь. Из глаз выступают слёзы, до боли закусываю губы.

Шелест молча убирает мою руку, с силой сдавливая запястье. Подносит к своему лицу, вдыхает.

Этот жест словно спусковой крючок. Мир трещит по швам. Богдан наступает, рывком закидывает на себя мою ногу. Я слышу едкий треск платья, но мне плевать.

Чувствую запах виски. Он пьян. Он пьян и здесь только поэтому. Обнимаю за плечи, глажу его волосы, не могу им надышаться. Просто не в силах.

– Я тебя ненавижу, терпеть не могу.

– Я знаю, мой хороший, знаю.

Прижимаюсь к нему всё сильнее. Господи, как я этого хотела. Просто дотронуться, увидеть. Больше жизни.

Богдан. Мой любимый. Главное, не сказать это вслух.

Шелест проворно подхватывает меня, заставляя обвить ногами его корпус. Его пальцы скользят по шее, декольте. Он тяжело дышит, упираясь своим лбом в мой.

– Дрянь, какая ты, Гольштейн, с*ка, – сжимает мой подбородок впиваясь в мои губы. Его пальцы уже покоятся на моей щеке, а язык проникает всё глубже. Схожу с ума от этой близости. Меня трясёт от его прикосновений, его ярости. Я знаю, что он зол, знаю, что ненавидит, знаю, что будет жалеть об этом завтра, но ничего не могу с собой поделать.

Расстёгиваю дрожащими пальцами его кофту. Ладони в хаосе трогают его твёрдую грудь.

Богдан без церемоний расстёгивает ремень на джинсах и резким движением задирает моё платье. Нагло тянет за резиночку стрингов, и всё, что я могу, – издать стон.

Шелест усмехается, проникая пальцами внутрь. Несколько грубых, глубоких движений, а у меня сносит крышу.

– Мокрая, просто по щёлчку, для меня.

Мне плевать, как он это говорит. Плевать, что, возможно, хочет задеть. На всё плевать. Я хочу лишь одного – почувствовать его в себе. До одури.

А он, как и всегда, читает мои мысли. Подхватывает под коленом, разводя мои ноги шире, и входит на всю длину. Его грубость возбуждает ещё больше.