Екатерина Зиновьева - 18+ странствий. Дневник путешествий

Луначарского, 78 (с июля до октября 2012)

Говорят, любой свой выбор надо уважать, но я в этом не уверена. Сейчас думаю, что не стоило связываться с человеком, которого забирают из зала суда за неуплату алиментов. Отвечать ему на «Дождись меня» – «Да» было глупостью и я не хотела держать обещание уже спустя пару дней после того, как дала его.

Кресты это место, куда проникает нелегально телефон. Человек не исчезает там на три месяца, он может звонить, держать на эмоциях, сохранять доверие. Мужчины перестают звонить, когда им нужно прекратить отношения, и женщина идёт по жизни дальше. Было бы ли честно с его стороны не звонить мне (особенно учитывая дальнейшие события) и дать от себя отвыкнуть – да. Это было бы честно, потому что он знал, что втянет меня в свою жизнь, и что меня ждут проблемы в ней. Проблемы в самом офигенном возрасте, в котором живи и радуйся. Проблемы, которые не я создавала. Море, блин, проблем.

Я регулярно носила в СИЗО на Неве еду и сигареты, пополняла счёт мобильного. Еду надо было разбирать из упаковок в прозрачные пакеты, также я всё предварительно резала, потому что у заключенных нет ножа. Сигареты надо было ломать. Морально сложно ломать то, на что тратишь довольно много денег. Далее следовало заполнять описи и стоять в душной очереди. Мой кавалер в камере жил не один, а вчетвером, и это предполагало собирать передачу так, чтобы он мог поделиться. С его работы ему только один раз передали деньги. Я уже не помню, купила ему что-то на них, или отдала, когда вышел.

Из очереди я выходила на набережную, а из окна мне махала ладошка, вырезанная каким-то образом из белого картона на палочке, потому что руку не вытянуть было между решеткой. Я и теперь смогла бы узнать то окно.

Вот такой романтический бандитский Петербург. И, конечно же, «Город, которого нет» тогда в моих наушниках. Наверное, это стряслось со мной в 22, чтобы было что рассказать теперь и чтобы знать на протяжении жизни, как мне больше не надо.

Что касается меня, на всём этом фоне первые месяцы пребывания в Питере я тупо цеплялась, как клещ, за город. Недостаточно ностальгично, чтобы вспоминать на этих страницах. Мне было непросто жить. Я раз за разом закладывала в ломбарде и выкупала украшения, которые мне подарила мама.

У «понаехавших» история адаптации только в мемуарах красивая, а в жизни это что-то переломное и сложное, поэтому многие предпочитают рассказывать, как мыли полы в метро, лишь бы не правду. Её – самостоятельно не прожитую – просто не в состоянии никто понять.

Если говорить о том, как я в то время знакомилась с жизнью города – почти никак. В моей голове он превратился в схему метро: Крестовский – это где меня обидели в парке, Озерки – последнее неудачное собеседование, Московская – обманули на 5000 рублей в фейковом агентстве недвижимости. Садовая – много коммерции. Чернышевская – Мишина работа. Горьковская – место мечтаний. Василеостровская – конечная остановка «десятки». И так далее. Город стал как будто заминирован моими попытками жить, но я не жила. Все это сквозь какую-то довольно холодную погоду, ветра, дожди. Ведь знаете как, утром встаёшь на севере города, в окне льет ливень, серо. Ехать далеко. И вот выходишь из дома, вся до нитки промокнешь, пока очередь в маршрутку. Потом в метро обсыхаешь, теплый ветерок. Выходишь где-то на Ваське – там тепло, солнце, а ты в одежде не по погоде думаешь: «Ну какого черта так всё!». Очень давили перемены в погоде первые полгода.

Я уже не жила у Миши, а снимала комнату в двушке на Луначарского. В это жильё я перевозила вещи на метро четырьмя ходками, потому что считала, что такси – это не для меня, хотя даже не знала, сколько оно стоит.

В комнате была тумбочка, диван, стенка. Главное что я запомнила – это, правда не мебель (убитая, конечно), а то, что окна были очень неудобными, высокими. Я их боялась даже мыть из-за их ветхости, а подоконников не было вовсе.

Помню, что мне было одиноко, и я на этом фоне стала мечтать спасти какую-нибудь кошку. Мне казалось, что мне и некой бездомной кошке будет вдвоём лучше, чем порознь. Я даже звонила в приюты. Там меня спрашивали, что я знаю о кошках, чем собираюсь кормить, где живу, сколько зарабатываю. Я отвечала, как умела. Кошку мне не дали, посчитали неблагонадёжной. И правильно сделали, кстати, потому что я правда была неблагонадёжной.

Во второй комнате жила девушка с дочкой лет девяти. Девушка не работала совсем, по ночам она играла в шумные компьютерные игры. Каждое утро выходила из своей комнаты с мешком бутылок. Минуты спустя они с грохотом летели по мусоропроводу. Она не была кардинально плохим человеком. Просто она была пьющей, а её дочь вынуждена была брать мою еду.