Делать нечего. Отстаю на пару шагов, улавливаю момент, когда Роберт зевает, спрыгиваю на нижнюю террасу, а с нее прямиком чешу в заросли. Не оглядываясь и не обращая внимания на острые ракушки в песке, пересекаю пляж, промчавшись мимо другого пустующего бунгало, и влетаю в прохладный оазис. Но и шага не успеваю ступить, как падаю, придавленная навалившимся на меня телом.
– Ты чего удумала?!
Роберт переворачивает меня на спину, подминает под себя, заводит мои руки над головой и прижимает запястья к песку. Он дышит тяжело, свирепо, точно бык, кидающийся на красную тряпку. Во мраке ночи почти не видно его лица, лишь тусклые блики блуждают по его очертаниям, но я уверена, его глаза кровью налились. Сейчас тюкнет меня кокосом по черепушке и в воду, как будто так и было.
– Только тронь меня, – шиплю я.
– Опять папочкой пугать будешь? – издевательски усмехается он, переводя дыхание.
– Дедушкой суровых нравов!
– Я в курсе, что у тебя по бабушке суровые нравы в крови, – смеется он, довольный тем, что всю мою подноготную знает. – Но ей они не помешали выйти замуж против воли родителей.
Я брыкаюсь, дергаюсь, извиваюсь, но его громадная туша буквально вдавливает меня в песок. Уже и дышать тяжело, и глаза на лоб лезут. Долбаный кабан!
– Ты уже пописала?
Ах ты, скотина! Он еще и издевается!
Обессилев, я просто выдыхаю и закрываю глаза. Опять приходится сдаться. Глупо с ним тягаться. Он тут только и делает, что жрет, иммунитет морем укрепляет и мышцы наращивает тренировками на свежем воздухе. На фотографиях, которые мне отец показывал, этот Роберт был щупленьким, по сравнению с тем, каким бегемотом стал сейчас.
– Остыла? – уточняет он.
Я, поджав губы, киваю.
– Ну пошли обратно.
Он осторожно поднимается и протягивает мне руку.
Фиг я приму его помощь! Сама на раскоряку встану, но к нему и пальцем не притронусь. И так уже вся провоняла этим… этим… ладно, не буду отрицать, пахнет он приятно! Не то, что от Артура порой глаза слезятся. Особенно, когда он на выходных. Это значит – вся квартира в грязных носках, нечищеные зубы и грудь в крошках от чипсов.
– Долго ты собираешься держать меня в плену? – вздыхаю я, выпрямившись и отряхнувшись от прилипшего ко мне песка.
– Все от тебя зависит, – пожимает он плечами, суя руки в карманы шортов. – Убеди меня, что не расскажешь своему папаше обо мне, и я тебя сразу же в город доставлю.
– Серьезно? – кривлю я гримасу недоверия.
– Нет, конечно! Я же не идиот! – хохочет он. – Мне должны подыскать новое местечко для отдыха. Как только свалю отсюда, свяжусь с городскими властями и сообщу, что ты здесь.
– Как мило… Ты такой пуся… – натянуто улыбаюсь я, морща нос. – Только что-то подсказывает мне, что под местечком для отдыха ты подразумеваешь убежище.
– Скажи этому что-ту, что он сломался.
Блин, как же хочется ему в морду дать! Но вместо этого я молча обхожу его. Выбираюсь из зарослей и замираю на месте, увидев блуждающий свет фонарика. К бунгало кто-то приближается. Может, это спасатель? Роберт, вероятно, еще его не заметил. И я решаю не игнорировать этот знак свыше. Взмахиваю рукой и открываю рот, чтобы закричать, но даже с места не успеваю сорваться. Мой рот закрывает широкая ладонь, и адвокатишка волоком тащит меня обратно в кусты.
Как же я о стороже не подумал?! Совсем из башки вылетело, что он по ночам тут шастает. Не всегда, конечно. Но сегодня, видимо, из-за русалки ему сверху велели береговую линию осмотреть.
Я прижимаю ее хрупкое тельце к себе, а сам боюсь сломать. Черт, какая же она тонкая и нежная! Хотя брыкается, как кобыла. Того и гляди – зашибет.
– Тш-ш-ш, – шикаю я ей на ухо и ненавижу себя за то, что жадно вдыхаю ее сладкий свежий запах. Ну почему она не воняет рыбой или водорослями? Было бы проще воротить от нее нос, а не терять рассудок, превращаясь в какого-то одержимого психа.
Сколько я элементарно не касался женщины? Месяцев семь? Да, пожалуй. Последней была Анжела… Тьфу, эту дрянь даже вспоминать тошно. Я фактически пошел на сделку с совестью, рискнув использовать ее, чтобы раздобыть себе миллионы ее старикашки-мужа. А теперь испытывая невообразимый голод, держу в своих объятиях настоящего ангела.
Луч фонарика скользит по краю воды и исчезает, едва сторож выходит на свет моего пирса. Около минуты он стоит, вертя башкой, потом тащит себя в бунгало. Я лихорадочно вспоминаю, есть ли там улики о пребывании у меня русалки, и молюсь, чтобы он не заметил оставшуюся на кровати проволоку. Ну или хотя бы затупил, не доперев, на хрена она мне.
Читать дальше