Нил Ксавьер: Оцепеневший (ЛП)

— Hola, Макс, — присутствующий акцент четче, чем обычно.

Снова. Еще одна подсказка о том, что она чем-то расстроена. Она наполовину мексиканка и наполовину афроамериканка, и когда она обеспокоена, ее испанская сторона преобладает.

— Hola, тетя Кэролайн.

— Ты не сказала ей? — шипит дядя Майкл.

— Сказала мне что?

— Я хотела сделать это наедине, — громко шепчет она.

— Ты должна была предупредить ее…

— Я думала…

— Она заслуживает знать! — дядя Майкл повышает голос — нечто, что он делает редко, как и мой отец.

— Знать что? — снова вмешиваюсь я.

Прежде чем у кого-нибудь из них есть шанс ответить, еще одно лицо появляется в коридоре, выглядывая из-за угла кухни. Моя челюсть падает на пол, как и моя сумочка.

О, боже, нет…

— Макс, — ее голос хрипит, и мое лицо незамедлительно кривится. — Моя прекрасная дочурка.

Вы что, бл*дь, издеваетесь?

Глава 2

Логан

Я наблюдаю за тем, как баскетбольный мяч беспрепятственно скользит в сетку и отскакивает от забора.

Бл*дь, я ненавижу баскетбол.

Используя край своей белой футболки, вытираю пот, скатывающийся по щеке и лбу. Он безостановочно катится по моему телу, приклеивая ткань к нему там, где ей не место. Если дело не касается тренировки или секса, на моих яйцах не должно быть столько пота.

— Вот ты где, — Дин выходит из боковой двери тренажерного зала на площадку.

Осмотревшись по сторонам, он спрашивает:

— Ты один?

— Ты еще кого-то видишь?

Сделав шаг в сторону, он скользит руками в карманы своих шорт.

— Не знал, что тебе нравится баскетбол.

— А он мне и не нравится.

Сбитый с толку, он поднимает брови.

— Так ты…

— Играю в баскетбол.

— Точно. Почему? То есть, если ты его ненавидишь.

— Потому что Уилл сказал мне, если я пробью еще хоть одну дыру в стене, он заставит меня шпаклевать ее собственными руками, — я шагаю к мячу, который отскакивает от стены здания и катится в моем направлении.

— Ты сделал ту дыру в стене раздевалки? — его глаза вылезают из орбит.

— И еще одну возле входной двери.

Что вы хотите, чтобы я сказал? У меня небольшие проблемы с гневом. И после того, как дома я убрал срач из стекла, я понял, что больше мне ничего не хотелось там убирать. Вы имеете хоть малейшее понятие, как тяжело убирать стекло с кафеля?

— Дерьмо, — бурчит Дин. — И это тоже был ты? — Я подбрасываю мяч вверх и смотрю на парня так, чтобы он понял, что его повторение фраз к хорошему не ведет. — Что случилось?

А что случилось? Давайте подытожим? Сегодня утром я проснулся с девушкой своей мечты объятиях, которая слегка похрапывала и была чертовски милой, отправился в спортзал, чтобы помочь молодому поколению, впервые в жизни купил девушке цветы, и она, бл*дь, продинамила меня. Бросила. Это самый худший день в моей жизни. Нет. Бл*дь, да я даже больше говорить об этом не хочу.

— Есть хочешь? — смена темы привлекает внимание парнишки.

— Эм… я мог бы поесть.

— Собирай свои вещи и идем.

Дик кивает и идет туда, откуда пришел, а я просто следую за ним. Сунув мяч под руку, я осматриваю тренажерный зал со стороны, а кулак так и чешется врезать по стене.

Вот это тип ярости, который ломает ребра. Тип ярости, который заставлял мою мать хромать по нескольку дней. Ничего хорошего не выйдет из этой сраной злости. Так же сильно, как я ненавидел уход Макс — и поверьте мне, я ненавидел — я не мог сказать с уверенностью, что если бы я увидел ее снова прямо сейчас, смог остановить себя от того, чтобы причинить ей боль. Не уверен, как бы я вел себя с таким большим чувством обиды. А я никогда не хочу вредить Макс. Никогда. И вы знаете это.

После быстрой поездки мы с Дином едим в одном из моих любимых мест, где делают бургеры. Сидим за столиком снаружи и ждем, пока принесут нашу еду. Откидываюсь назад на стуле и смотрю на своего помощника, болтающего о парне, который пытался «поговорить» с ним за то, что тот пытался поговорить с девушкой этого парня, когда замечаю отметину у него на челюсти.

— А засос на твоей шее тебе его девушка оставила? — я склоняю голову в сторону его отметины.

На его лице застывает каменное выражение, пока он потирает эту метку.

— Это не засос. Это ожог.

Мои челюсти тут же сжимаются.

— Старик?

Он кивает.

Я открываю рот, чтобы ответить, но меня прерывает голос:

— Это ты, мышцеголовый?