Светлана Нарватова - Затерянные в Эльдорадо

Спокойствие. «Во время всеобщей паники старайтесь сохранять спокойствие». Какой идиот писал эту инструкцию?! Вдо-о-о-ох. Вы-ы-ы-дох. Я отвернулся от салона, чтобы взять себя в руки. Под самолетом простиралось бесконечное зеленое море сельвы. Мозг на автомате отметил, что лети мы над льяносом и на большом авиалайнере с его высотой полета, уже можно было бы молиться за упокой. А так еще можно просто молиться.

– Я тоже не врач, – вернул я взгляд к собеседнику, – но полагаю, что нет. Пожалуйста, достаньте свои телефоны и проверьте связь.

– Здесь должна быть рация, – подал здравую мысль американец, но самолет снова тряхнуло, в этот раз сильнее, и здравые мысли улетучились под давлением леденящего страха.

Вдо-о-о-ох. Вы-ы-ы-дох.

Пилот перестал вздрагивать. Его голова и руки безвольно повисли. Дыхание стало поверхностным. Мелькнула мысль: может, пронесет. Может, приступ прошел, и он просто уснул? Я прижал пальцами сонную артерию. Пульс нащупывался еле-еле. Да и краснота с лица никуда не делась.

Рация.

Черная тангента [8] Тангента – устройство в рации, которое совмещает в себе динамик и микрофон. Соединяется проводом с передатчиком. Обычно именно ее мы и называем «рацией». крепилась в зажиме у приборной доски. Провод был накручен на рычажок, пришлось наклоняться. Я нажал на кнопку микрофона и произнес: «Внимание, внимание, говорит рейс 345АРХ. На борту чрезвычайная ситуация. Ответьте! Прием!» И нажал на вторую кнопку. Тишина. Даже помех не слышно. Самолет снова тряхнуло. Я приложился головой о лобовое стекло. Выругавшись, стал разматывать провод и потянул тангенту на себя. Вместе с проводом. В смысле, провод свободно повис в воздухе. Ровно перерезанный провод с куском скотча на конце.

– А-а-а! – заорал колумбиец, внезапно вскочив и бросившись к приборам. – Ихо де ла чинга́да! Идио́то де лос кохо́нес! Марико́н де мье́рда! [9] Испанские нецензурные ругательства, обращенные к мужчине.

И пока я, зависнув, пытался осмыслить испанский непечатный фольклор, он начал истерично щелкать рычажками.

Как ни странно, первой отреагировала блондинка. Она в два прыжка подлетела к обезумевшему латиносу и рванула его за футболку на себя. Тот развернулся и занес кулак для удара. Тут и я пришел в себя, и успел врезать ему раньше.

Парня снесло на переднее сидение, девушка рухнула в проход. Я наклонился, чтобы помочь ей подняться. И вдруг что-то изменилось. До меня не сразу дошло, в чем дело. В наступившей тишине слышались одинокие щелчки затухающего винта. Этот «идио́то де лос кохо́нес» вырубил турбины! Я упал на девчонку, прижимая ее к полу. Шансов пристегнуться уже не было.

– Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей; и по множеству состраданий Твоих изгладь беззаконие мое [10] Здесь и далее – Псалом 50. Итон, который, как мы впоследствии узнаем, закончил Брайан, известен своим религиозным воспитанием. , – зашептал я.

Вбитые в подкорку за школьные годы слова псалма лились сами собой.

Самолет завалился вперед, и нас потащило к носу. Пришлось напрячь мышцы.

– Омой меня хорошенько от беззакония моего и очисти меня от греха моего, – подхватила на чистейшем английском блондинка, и я от неожиданности чуть не разжал пальцы.

– …Только против тебя согрешил я и сделал это зло пред Тобою, – со штатовским акцентом подключился американец.

От гула падающего самолета закладывало в ушах, и молитва звучала уже в три полных голоса. С истерическими интонациями, не без того. Но слаженно.

– …Жертва Богу – это сокрушенный дух; сердце, которое сокрушено и смирено, Бог не будет презирать…

Ой, как мы сейчас сокрушимся!..

Самолет столкнулся с пологом сельвы. Меня всё-таки оторвало от пола. Я попытался смягчить удар от падения на девушку, выставив вперед руки, но она всё же вскрикнула. Да и я тоже. Меня утащило ногами вперед, девчонку следом.

Страшный скрежет на какой-то момент перекрыл звук голосов в салоне. Только бы не взорвался бензобак… Господи, только бы не взорвался! Нас еще раз дернуло, раздался оглушающий грохот, лязг, и самолет завалился на бок. Похоже, одно крыло отвалилось. Мы покатились по сидениям, и я стукнулся спиной о борт. Сверху упала блондинка. Я крякнул. На мгновение в самолете стало так тихо, что стало слышно, как в ушах бьется пульс.

Одинокий голос американца прервал безмолвие:

– …Тогда они принесут Тельцов на твой жертвенник.

И затих.

Я из последних сил протиснулся между сиденьями, притягивая к себе девчонку, и уперся коленями и локтями.