Виктория Вишневская - Враг моего жениха

Молчит. На непроницаемом лице ни эмоции. Даже ни один мускул не дрогнул, когда я начала говорить в своей манере. Стервозно, по-сучьи, как говорил мне Рома.

Внезапно его уголки губ дрогнули. Это заставило напрячься. Потому что при первой нашей встрече поняла – с ним шутки плохи. Это было видно во всём: во взгляде, в каждом движении, походке. А ещё по проклятой ауре возле него.

Только с ним сжималась и начинала чувствовать себя неуверенно. А этого не было никогда. Потому что уверенность – моё второе имя.

– Ты будешь слушаться, – твёрдо отвечает, заставляя вскипеть ещё больше. – Говорить. И пойдёшь сейчас ко мне в автомобиль. Если, конечно, не хочешь, чтобы я закинул тебя на плечо и сам затолкал в салон, привлекая внимание.

Смотрю на него неотрывно, пытаясь понять. По его лицу можно было сказать, что он не врал. По словам – тоже. Но верить в это не хотелось. Рисковать не стала. Кто знает, что взбредёт ему в голову?

Не зря Березников с ним конфликтует.

– Ладно, – соглашаюсь нехотя. – Один разговор. А потом ты исчезаешь из моей жизни.

И снова эта усмешка. Маниакальная, безумная и… Пугающая.

Он ничего не отвечает. Только идёт к автомобилю. Следую за ним, раздумывая. О чём он хотел поговорить? О том дне? Если да, то я сразу же вылезу из его салона, стоит ему только начать эту тему. Хотя, так, скорее всего, и окажется.

И плевать, что нас кто-то увидит. Не буду ни перед кем отчитываться.

Хватаюсь за ручку дверцы, открываю её и сажусь в прохладный салон автомобиля. Под почти что тридцатиградусную жару на улице – это рай для всего тела. И мозга. Потому что в прохладе мыслить было намного легче.

Рядом сел Воронов, вставляя ключ в зажигание. А вот это мне уже не нравится. Он сказал, что мы поговорим, а не куда-то поедем.

– Мы так не договаривались, – оповещаю его и тянусь к ручке. Как только пальцы обхватывают её, слышится неприятный звук. Подонок. Заблокировал двери.

Поворачиваюсь в его сторону и вопросительно изгибаю бровь. Он, наверное, шутит.

– Это что ещё за игры?

– А как с тобой ещё? – мужчина снова усмехается, вызывая во мне очередную волну раздражения. Это чувство – спутник всей моей жизни. Потому что люди бесили. – Упрямая. И своевольная. С тобой по-другому никак.

– Неужели, понял это? И всё равно продолжаешь делать всё по-своему? – в моём голосе снова вызов. С этим человеком говорить как-то по-другому не могла. Он будто был магнитом, который притягивал к себе мой своенравный характер. Так хотелось пойти против него. Съязвить. Нагрубить. А ещё лучше осадить. Потому что мужчина явно слишком самоуверенный. – Это игра в одни ворота.

– И языкастая, – выносит свой вердикт. Для меня это, можно сказать, было комплиментом. – Интересно, ты работаешь им также хорошо всегда? Даже когда не говоришь?

От этой пошлой фразы в груди будто всё сковывает. Только одни слова заставляют начать работать фантазию. Вот я стою на коленях перед расстёгнутой ширинкой Кирилла, спускаю трусы и вбираю его плоть себе в рот.

От этого внизу живота приятно тянет, закручиваясь в тугую спираль.

Но это всего лишь фантазии. Потому что никто не смеет поставить меня на колени. Даже в сексе. Мать его, принципы. Не прогибаюсь ни под кого. Ни в жизни, ни в постели.

– Ты этого никогда не узнаешь, Воронов, – прыскаю от смеха. – Но я бы с радостью посмотрела на твою голову у меня между ног.

– Нет, – следует ожидаемый ответ. – Посмотрим, как ты заговоришь, когда я буду смотреть на тебя сверху вниз.

Не дождёшься. Гордеевы так просто не сдаются.

Игнорирую его, устремляя взгляд в окно.

– Куда мы едем? – наконец, спрашиваю, когда мы выезжаем на оживлённую улицу. – У меня мало времени, поэтому что бы ты ни задумал, поговорим сейчас.

Отрываюсь от стекла и поворачиваюсь в сторону Кирилла, осматривая его с ног до головы. Даже сидя за рулём выглядел сексуально и уверенно. Взгляд сам цепляется за эти руки, до которых хочется дотронуться. Провести подушечками пальцев по выступающим венкам и чуть нажать…

Проклятье! Почему я вообще на него смотрю? У меня есть жених, с которым мы кое-как ладим. И договор. Нарушить который я больше не могу. Хватило одного раза.

– Давай, – кивает головой, продолжая вести машину. – Мы едем ко мне. Увидел тебя в этом лифчике, пиджаке, практически на голое тело и всё. Хочу поиметь тебя. Грязно, грубо. До твоих стонов и сорванного голоса.

Если бы я умела краснеть, то сейчас бы наверняка это сделала. Почему его словам обладали таким магнетизмом и желанием снять с себя всю одежду? Оголиться перед этим мужчиной и телом, и душой?