Лена Голд - Ты моя, девочка!

ЕВГЕНИЯ

Страх за маму заставляет биться сердце всё чаще и чаще. Руки трясутся – еле держу телефон в руках. Бегу обратно, чтобы попросить разрешения у шефа. Маме – моей единственной родной душе – плохо. Снова скорая. На этот раз я не поверю её отговоркам про давление.

Павел Павлович нехотя отпускает меня. Но он недоволен, ведь предупреждал, что до Нового года никаких отгулов.

Надеваю пальто и переобуваюсь. Рабочую форму не меняю. Некогда. Порывы ледяного ветра бьют в лицо, превращая слёзы в лёд. Я боюсь не успеть. Густыми хлопьями падает снег. Вызываю такси, благо, приезжает быстро, ресторан "Legend" находится в самом центре города.

Замечаю машину скорой помощи. Заходя в подъезд, мчусь на нужный этаж. Мысленно ругаю маму за то, что она не согласилась жить со мной в моей квартире. "Не хочу мешать молодой семье", – говорила она.

Дверь не закрыта на замок. Тихо открыв, захожу во внутрь. Снимаю одежду и обувь. Слышу голос плачущей тёти Аллы:

– Ну что же ты так, Сенечка? Почему от дочки скрываешь? – говорит, а я замираю на месте. О чём речь?

– Она и так для меня много делает. Мучается до самого утра. Ещё и эта проблема с сердцем… Не надо ей об этом знать, – отвечает мама.

– Мамуль, – делаю шаг вперёд, не отрывая взгляда от родительницы. – Мамочка, что с тобой? – падаю на колени возле дивана и обнимаю мать, целуя в щёки.

У неё глаза разбегаются. Не торопится с ответом. Врать она не умеет, но сейчас придумает какую-то ложь. Не понимает, что ради неё я сделаю всё. Она же моя мама. Любимая и драгоценная. Я люблю её больше всего на свете и готова работать даже круглосуточно.

Лишь бы она была здорова.

– Ничего, Женечка. Давление поднялось чуть. Я сегодня пирог пекла, несколько кусочков съела. Вот и результат, – пытается убедить меня мама.

– Вы рецепт написали? – спрашиваю у врача.

– Да. Вот, – протягивает мне бумагу. – Стаканчик воды можно? – говорит, а я по взгляду понимаю: сказать что-то хочет.

– Конечно. Пройдёмте, – киваю в сторону кухни. Девушка следует за мной. Сердце колотится безумным барабаном. Чувствую, что-то серьёзное. Это не просто давление. – Что с мамой?

– Проблема с сердцем. Я бы посоветовала поменять климат. В этой квартире слишком пыльно и душно. Обязательно обратитесь к врачу для подробного обследования. Она намекнула на боль в груди и попросила вам не говорить, – каждое слово эхом звенит в моем сознании.

Сглатываю ком, образовавшийся в горле, и перевожу дыхание. Слишком больно. Я жизнь свою без матери не представляю, и нет такого поступка, которого я не сделаю ради её дыхания.

– А ещё держите её подальше от стресса. Ей сейчас лучше не волноваться.

– Хорошо.

Провожаю медработников, тётя Алла тоже уходит. Мама спрашивает меня о Мише, а я не могу ничего ей ответить. Из-за него я здоровьем родной материи не буду рисковать. Просто избегаю темы мужа. Почти бывшего.

– Мам, поехали ко мне, а? Я меньше переживать буду за тебя. Ну, пожалуйста, мамуль, – пытаюсь уговорить, но она у меня не с лёгким характером. Решение свое не меняет. Никогда.

– Нет, дочь. Тебе легче будет, а мне нет. Не в своей тарелке я в твоём доме.

– Мам, ну что за чушь? Это и твой дом, – настаиваю, но знаю, что бесполезно.

Я никогда в жизни не проводила такую тягостную, нескончаемую ночь. Спала от силы пару часов. Приготовила маме завтрак и обед. Купила все лекарства, прописанные врачом. Написала список: что и когда пить. Убралась в доме.

На работу поехала рано. На автобусе. Теперь я должна копить каждую копеечку. Получу зарплату, и поедем с мамой в больницу. Медработник дала мне понять, что откладывать это опасно.

Сегодня я должна искупить вину перед начальством. Ведь я его подвела. За три года работы здесь я впервые позволила себе такое.

– Жень, ну наконец. Я разволновалась. Где тебя носит? Как тётя Сеня? – подруга застает меня в раздевалке.

– Не знаю, Мариш. В больницу на обследование надо. От меня скрывает. Ни слова не говорит.

– Тёть Сень, блин. У тебя терпение железное. Всё будет хорошо, не волнуйся. А что с женихом вчерашним? – спрашивает, а у меня дрожь по всему телу рассыпается.

Алекс… Я успела позабыть его на несколько часов. Его угрозы и шантаж. Щёки краснеют при воспоминании о его прикосновениях в уборной. Его холодный взгляд, но горячее тело. Такое ощущение, будто он ненавидит женщин. В том числе и меня.

– Ничего, Мариш. Ничего не было, – бессовестно вру.

Я исполняю роль продажной женщины. Основная роль не принадлежит мне. Я ему нужна как игрушка. Не более.