Елена Фетисова - Прости грехи наши… Книга первая

Желтым глазом из проема окна за ней равнодушно наблюдала луна. Лужица ее холодного света застыла на полу. Анна подняла голову и замерла в ужасе. Там, где светился желтый шар, стояла покойная мать Анны и манила ее к себе.

Горло перехватило, чем-то жарким, похожим на кипяток. Задыхаясь, женщина вскрикнула несколько раз:

– Мама, мамочка!

На стене дрогнула тень от клена.

Между тем, лунная дорожка, по-прежнему, ярко освещала ядовитый мрак. Анна, будто загипнотизированная, поднялась на ноги и ступила на нее.

– Я иду к тебе, мамочка…, – сделала шаг вперед женщина, не в силах отвести взгляда от горящего диска, и чем ближе она подходила, тем яснее видела мать.

Анна дошла до окна и, почуяв преграду, начала сначала громко стучаться, а потом безудержно ломиться в стекла, пока те не поддались, и, звеня, не полетели в мокрый снег.

Воздух, наполненный влагой, ударил в открытую грудь. Анна окунула босую ногу в холодную весеннюю ночь…

Верочка отдыхала в ординаторской. Хозяйка на все отделение, управившись со своими делами, она, как и народившиеся младенцы, быстро и сладко уснула. Ее разбудил странный звук, будто кто-то ломился в окна. Сонная девушка, соображая, что на четвертом этаже, это невозможно по понятным причинам, нехотя поднялась с кушетки, и, вдруг, сообразив что-то, побежала на шум. Она растворила дверь в соседнюю палату.

Прохладный ветер от сквозняка хлестнул по лицу медсестры. Сон, как рукой сняло. Вера глянула на разбитое стекло и онемела от страха.

В темноте, трепеща, белой рубахой, на подоконнике стояла Анна. Ее нога зависла по ту сторону окна, готовая в любой момент, сделать шаг в бесконечность.

Медсестра с трудом подавила, рвущийся наружу крик. Она сжала ладонями собственный рот и подбежала к Анне. Перепуганная девушка рванула ее на себя за край больничной сорочки. Последняя противно затрещала, и ополоумевшая родильница с размаха рухнула на Верочку, сверкнув в темноте лихорадочным, безрассудным взглядом. Сбитая с ног Вера, ударилась о спинку кровати, и, не сдержавшись на этот раз, громко закричала от боли. Что случилось дальше, она уже не помнила. Ночь с ее шорохами и огоньками звезд, растворилась в сознании девушки, как акварель в воде…

Когда Анна открыла глаза, то увидела белое, казалось бесконечное полотно, и решила, что ослепла. Только, и подумала: «Почему белое?». Женщина была уверена, что слепоту сопровождает беспросветная тьма. И, лишь потом поняла: зрение здесь не причем, просто она не в силах оторвать своего взгляда от выкрашенного мелом потолка, пустого, как она сама, но чересчур, светлого для нее, у которой, внутри мрак, бездонная тартарара.

– Как странно, – вслух сказала Анна, – Глаза видят свет, а в душе потемки…, – «И, зачем они, только, открылись эти глаза?».

Дремавшая рядом нянька вздрогнула, перекрестилась.

– Слава Богу, очнулась! Девонька, – легонько она тронула Анну за плечо, – Зря ты изводишь себя.… Сколько наблюдаю за тобой – не слезиночки.… Поплачь, милая. Бог слезы людям в облегчение дал. Слышишь, Аннушка? – сиделка встала, поправила упавшую на лоб Анны прядь, и посмотрела в ее серые, бессмысленно устремленные вверх глаза. Они и впрямь блестели, только, не слезами, что-то не живое сквозило в ее взгляде. Отчего старухе стало жутко. Она покачала головой, – Горемычная…

К удивлению няньки, Анна, вдруг, заговорила:

– Я живу? – спросила она.

– Слава Богу! – обрадовалась та и, что-то было затараторила, но женщина перебила ее.

– А, почему же я, тогда ничего не чувствую, – бесцветным голосом сказала она, – Ты, наверное, обманываешь меня, бабка…

– Господи, – уронила руки на колени сиделка, – В рассудке ли?

Не понятно, дошли ли, наконец, ее слова до встревоженного сознания женщины, но брови Анны надломились, и первая крупная слеза, рожденная в муках, как и ее погибший ребенок, медленно скатилась со щеки на подушку.

– Вот, и славно, милая, – облегченно вздохнула нянька.

Вскоре лицо Анны стало мокрым и чуть ожившим, как после дождя земля.

– А плакать, оказывается, тоже бывает больно…, – проговорила она и тихо прикрыла уставшие веки.

Остальное произошло неожиданно и быстро. Женщина решила – это судьба, хотя еще и не понимала до конца, какая она не легкая.

Сквозь сон, серый и плотный, как старый мужнин костюм, Анна, вдруг, ясно различила крик. В роддоме это было привычным делом, но женщина сердцем почувствовала, именно его – единственный среди многих и отчаянный, как зов о помощи. Кричал сирота, брошенный волею судьбы и собственной матерью, ее бывшей соседкой по койке – Кларкой.