Яна Дрозд - Я буду ждать тебя летом…

– Привет, Элина, – раздался в трубке тихий женский голос.

– Здравствуйте, тетя Дина. А Вероника дома?

– Извини, но сегодня у вас не получится поговорить. Я думаю, в ближайшие несколько месяцев не получится, – женщина пыталась сдерживать эмоции, но я слышала звуки ее расстроенной души. Их, как и звуки расстроенного рояля, невозможно не услышать. Особенно тогда, когда ты помнишь, как он звучал раньше.

– А Вадим дома? – неуверенно и растерянно спросила я.

– Вадим ушел, но как только вернется, я скажу ему, что ты звонила. Будь здорова, Элина, – мама моих друзей поспешила поскорее прервать разговор. Вероятно, чтобы не выдать горьких чувств, что слышались в каждом слове.

Я держала в руках телефонную трубку, в которой раздавались короткие гудки, и чувствовала себя уязвленной. Почему Вероника не предупредила меня, что уедет куда-то надолго? Ведь я ее подруга. Чувство непонимания происходящего нарастало. А Вадим? Почему он теперь все реже со мной говорит? Может, они не хотят больше дружить со мной? Может, я их чем-то обидела?

Много раз позже я звонила, чтобы поболтать со своим другом, но у него не было настроения, либо я и вовсе не могла застать его дома. У него явно были какие-то собственные, более важные дела и увлечения. Наверняка он гонял футбол с мальчишками, или отец в очередной раз забирал его в помощники в мастерскую.

Со временем и в моей жизни начали появляться уроки музыки, рисования и дополнительные занятия по математике. Домашний телефон частенько стала занимать мама, у которой в новом городе уже появились подруги. Она познакомилась со всеми соседями и узнала про каждую семью столько, сколько не смог бы за такое время выведать самый опытный разведчик.

В итоге наша телефонная дружба с братом и сестрой из поселка Мечта сошла на нет. И в почтовом ящике перестали появляться конверты, подписанные «Валеевы Вадим и Вероника».

Мы потихоньку обустроились на новом месте. За год родители успели сделать хороший ремонт, обрасти заботами, знакомствами. В общем, освоились. Мама была особенно счастлива, она чувствовала себя, как рыба в родной стихии.

Папа же, если сравнивать его с рыбой, закопался в дела, как в песок. Так делают странные африканские рыбы, помнится, я смотрела про них передачу по каналу, который не транслируют в Уфе.

Квартира, которую мама с таким усердием обустраивала, отличалась от Уфимской. Она была чуть меньше, потолки ниже, единственная положительная разница была в том, что окна в моей комнате оказались больше и выходили в красивый и уютный дворик, который мало чем отличался от старого.

Родители не выбирали жилье. Предприятие, которое занимается производством медицинского оборудования, собрало медиков из разных городов страны, среди которых оказался и мой отец, и выделило им служебные квартиры. Поэтому большинство наших соседей – папины коллеги.

Папа, будучи медиком, чувствовал себя неуютно в обществе маркетологов, технологов и инженеров. Но выбора у него не было. Предприятие обещало стабильную и хорошую зарплату, а мама обещала больше не пилить его по пустякам, если он согласится на переезд в столицу.

В ближайшей школе, куда меня перевели, учились дети папиных коллег. Возможно, поэтому я не чувствовала масштаба многомиллионного мегаполиса. Все вокруг друг с другом знакомы, так или иначе пересекаются по работе, и правило пяти рукопожатий работало в нашем спальном райончике, как нигде. В школе оказалось не так плохо, как я представляла. Однако обзавестись друзьями мне долгое время не удавалось. Так же, как и не удавалось найти занятие по душе.

Спасителем от нарастающего одиночества и синдрома белой вороны стала новенькая по имени Юля. Как оказалось, она тоже приехала с родителями из Уфы, поэтому шансов не подружиться у нас не осталось.

Юля выше меня ростом, и в свои одиннадцать лет выглядит значительно старше сверстниц. Кажется, ни новая школа, ни новые люди, нисколько ее не смущают, и даже напротив – ей нравится внимание, обращенное к ней, как к новенькой девочке в классе.

С момента моей последней поездки в поселок с воодушевляющим названием прошло два года. Два года я не видела бабушки, хотя регулярно с ней созванивалась.

Мама переживала за нее. И все это время я пыталась найти возможность ее проведать, но постоянно появлялись причины, препятствующие дальней поездке.

Этим летом папа, как и африканская рыба, продолжает копать песок на дне, разгребая дела, что появляются снова и снова. Помнится, в передаче говорилось, что рыба может жить так до девяти месяцев, а значит, мой папа уже дважды побил рекорд.