Диана Рымарь - Держись от меня… поближе!

– Алименты – это значит разводить на бабки? Тебе вообще сын нужен? – воскликнула она.

– При таком раскладе мне проще написать отказ от родительских прав! – буркнул он.

Последняя фраза Велесова на миг оглушила Адель. Перед глазами всё поплыло, она схватилась за край стола, чтобы иметь хоть какую-то опору. Прикрыла глаза, пытаясь переварить услышанное.

Ну ладно – бросить ее. Это Адель худо-бедно могла понять. Ну разлюбил, ну не интересна больше… Но Борюсик! Он же сын, плоть от плоти, любимый комочек счастья, самое позитивное и непосредственное существо в мире…

Адель не знала большей радости, чем когда ребенок улыбался ей, был накормлен, обут, одет, в хорошем настроении. Знать, что у твоего чада всё хорошо, – особое благо, от которого хочется петь.

«Кто не растил ребенка, тот не жил!» – твердила когда-то ее мама.

Адель очень хорошо поняла значение этой фразы, когда, морщась от боли после операции кесарево, впервые смогла встать, доковылять до палаты, где держали новорожденных. Стоило ей взять на руки сокровенный сверточек со спящим ребенком, жить без него стало невозможным. Она забрала сына в палату, и с того дня они не расставались.

Эти сокровенные воспоминания Адель хранила до сих пор наравне с кучей других, не менее трогательных. Забота о Борюсике радовала ее.

А Максиму, оказывается, всё это поперек горла? Как?

Эта информация никак не укладывалась в ее голове.

Она помнила, каким внимательным и любящим был ее отец. И уроки сделать поможет, и иностранными языками с ней позанимается, расскажет интересную историю, отдаст последние деньги ей на платье к Новому году. Совместные поездки к морю, кино в выходные, восхищенный взгляд, когда она готовила для семьи что-то вкусное, похвала… Всего этого в жизни Адель было с избытком. Она, как цветок водой, питалась родительской любовью, росла в ней и не могла представить мира, где этой любви нет.

Но что же это получается… Максим сына не любит? Иначе как можно объяснить нежелание содержать собственного ребенка? Тем более готовность отказаться от отцовства?

– Ты не любишь Борюсика? – спросила она хриплым голосом.

– Вот только не надо мне тут давить на жалость! Ничего я тебе платить не буду! Если надумала, что будешь шиковать за мои деньги, этого не будет!

– Я спросила не об этом… – еле выговорила она.

– Да что там любить? – замахал руками Максим. – Сплошные слезы да сопли, разносчик инфекций! Я из-за него два раза в прошлом году гриппом заболел!

– Пиши отказ от ребенка… – бесцветным голосом ответила Адель.

– Вот только не надо из меня Дракулу лепить… – начал было он, но Адель услышала достаточно, больше ей было не вытерпеть.

Она развернулась и зашагала к выходу.

– Ух, я б его… – шипела Софочка, закинув за плечо каштановую прядь.

Цвет волос и фигура, даже лица у Софии с Адель отчасти похожи, только глаза разные – у двоюродной сестры они насыщенного карего цвета. Впрочем, сейчас и у той, и у другой глаза были настолько сощурены от злости, что цвет бы никто при всем желании не рассмотрел.

– Ну он у тебя и козел… – продолжала она тем же гневным тоном.

– Не у меня… – шмыгнула носом Адель.

– В смысле? – нахмурила брови сестра. – Будешь оспаривать степень его козлиности?

– Ну нет… Точно козел, но не у меня, в смысле не мой… Пусть теперь с ним эта блондинка воюет!

Адель выпрямилась, поерзала на стареньком диване и, скорчив недовольное лицо, принялась копировать голос Велесова:

– Носки мне сложила не так, у брюк стрелки недостаточно острые, почему на ужин не форель, я же просил!

– Вот говнюк! – фыркнула Софа, откинувшись на спинку дивана. – Так и представляю себе его недовольную рожу…

– Еще какой говнюк! И плевать ему, сколько эта форель стоит, не волнует, что если я ее куплю, мне тогда на молоко ребенку не хватит! – Адель сморщила лицо, потерла щеки руками. В памяти то и дело всплывали разные далеко не приятные образы их совместной жизни. Но если раньше она старалась быть позитивной, не обращать внимания на всякую обидную ерунду, теперь ей казалось, что из этой ерунды и состояла их жизнь с Велесовым.

– Я так старалась быть ему хорошей женой… – простонала она. – А он меня как щенка… пинком под мягкое место. Самое обидное – ведь не только меня!

Обе девушки повернулись к Борюсику. Он стоял на кресле Софы и подтанцовывал в такт детским песням, придерживая пухлыми ручками большие наушники, которые ему сегодня разрешили надеть. Очень радовался нежданной удаче, ведь обычно тетины наушники ему трогать запрещалось. Сегодня Адель решила сделать исключение, ведь комната Софочки совсем крошечная, а им не хотелось, чтобы малыш слушал взрослые разговоры.