Юлия Бузакина - Ее шикарный босс-2 - вопреки

У нее за спиной город, в котором она родилась и выросла. Город потонул во мраке, его больше нет. Нет ничего. Нет прежней Кати. Нынешняя Катя – всего лишь тень. Ее лицо изрезано острым ножом, она чувствует нестерпимую боль и единственное ее желание – уйти под воду и перестать дышать. Она делает неуверенный шаг вперед, к черной и страшной воде. Затем еще один. Вот из воды к ней тянется рука. Будто сотканная из черной жидкости, она впивается Кате в скулы и с силой тянет за собой. Она больше не может дышать. Она бьется в истерике, ей больно, но избавиться от цепкой хватки никак не получается. Рука отнимает у нее жизнь – медленно и уверенно, с садистским наслаждением выпивая ее до самого дна.

В ушах пронзительно звенит. Снова и снова, несмотря на невозможность дышать, в голове звенит трель.

Катерина резко подскочила в постели и открыла глаза. Сотовый телефон на тумбе отчаянно вибрировал вызовом. Дрожащими руками молодая женщина схватила телефон, сглотнула ком, застрявший в пересохшем горле, и посмотрела на экран. Фотография мужа, красивого и уверенного в себе, с любовью в глазах улыбалась ей с экрана.

– Алло, – приветствие получилось хриплым и едва слышным. Правую часть лица свело болью.

– Катюша, привет. Что с голосом? Ты спишь, что ли? – бодрый, веселый голос Саши на другом конце провода. – Просыпайся, соня! Я в аэропорту уже.

– Ох, я все проспала, да? Прости, прости!

Накануне она обещала ему, что приготовит роскошный завтрак, ведь сегодня их третья годовщина свадьбы. И вот, проспала встречу.

– Да ладно, все в порядке. Я такси возьму. Постарайся к моему приезду окончательно проснуться. Я привезу тебе булочки из нашей кофейни.

– Уже бегу приводить себя в порядок.

– Поторапливайся. Через полчаса я буду дома, – он посмеивался с ее оплошности вместо того, чтобы обидеться, и за это она любила его еще сильнее.

– Бегу со всех ног в ванную комнату, – ей с трудом удалось улыбнуться, и она положила трубку. Осторожно подвинулась и взглянула на маленькое сокровище, сопящее под теплым одеялом на соседней подушке. Из-под одеяла торчали непослушные черные кудряшки. Маленький Сашенька спал таким же крепким сном, как еще недавно его мама.

Катя соскользнула с постели и бросилась к комоду. Достала оттуда коробочку с золотыми запонками. На запонках были выгравированы две заглавные буквы – А и Е. Буквы причудливо переплетались, создавали узор и невольно притягивали взгляд. Александр и Екатерина, крепко держащиеся друг за друга – вот что означал этот символ, созданный ювелиром на заказ.

Правую щеку опалило новой волной боли. Катя вздрогнула и схватилась за скулу. Тут же вспомнила свой кошмар, не давший услышать будильник. Чувство, будто ее кто-то душил на самом деле, никак не хотело отпускать. Молодая женщина медленно подняла голову и посмотрела в зеркало над комодом. Нет, с лицом все было в порядке. Лишь тонкий, едва заметный шрам у самого уха напоминал о прошлом. С этим шрамом хирург ничего не смог сделать. Именно это место отдавало сильными болями, облегчить которые терапии удавалось лишь на время.

Уже три года они с Сашей жили в Германии. Гамбург с его уютной двухкомнатной квартиркой на втором этаже старинного пятиэтажного строения стал их первым общим домом. Здесь родился их сын, и Кате казалось, что в мире нет места прекраснее.

Нет, так было не всегда. Первый год после переезда стал настоящим кошмаром. Не желая терять время на адаптацию к новой стране, уже на следующий день после перелета Катя сидела в кабинете у пластического хирурга. Начались обследования, анализы и подготовка к первой операции.

Через две недели она легла под нож, взяв с мужа обещание, что он не станет приходить в клинику до тех пор, пока ей не разрешат поехать домой.

Ярцев был категорически против, но Катя твердо стояла на своем – только разговоры по телефону. Она не могла позволить, чтобы он видел ее некрасивой. Ей было достаточно и того, что они прожили вместе полтора месяца после трагедии.

Саша уступил скрепя сердце.

Первые дни после операции давались очень тяжело. Перевязки, антибиотики и обезболивающие средства облегчали страдания лишь на время, отечность спадала медленно, и Катя была в отчаянии. Чужая страна, уютная, но все же больница, очень вежливый персонал, и ни слова по-русски доводили ее до истерики. В отличие от мужа, Катя совсем не понимала немецкий язык. Она ненавидела Германию.

«Все, достаточно! Я приеду. Мне плевать, как ты сейчас выглядишь. Я хочу быть рядом с тобой! – громыхал в трубке муж. – Это невыносимое испытание – находиться в одном городе, и не иметь возможности поддержать тебя своим присутствием!»