Амира Ангелос - Девственница

– То, что я воспользовался женским телом и пощупал то, что само предлагает себя, ни о чем не говорит, Вилена. Извини, но я более разборчив чем ты.

– Ну и трус же ты!

Меня колотит от гнева и обиды, поэтому в следующую секунду делаю нечто совершенно безумное.

Расстегиваю сбоку молнию, и платье, соскользнув вниз, падает к моим ногам. Сама не понимаю, чего хочу добиться этим совершенно диким и безумным поступком. Меня бросает в жар, он разливается внутри, и полыхает снаружи, потому что Валиев смотрит на меня неотрывно. Его взгляд пронзительный, гипнотизирующий.

Жду, что крикнет, чтобы оделась. Но он молчит. Просто смотрит. В этот момент понимаю, что несмотря на все его жестокие слова, все равно умираю как хочу его. Хочу, чтобы он занялся со мной любовью.

Он что-то говорит глухо, на незнакомом мне языке. Этот момент настолько захватывающий, острый, что меня пронзает боль. В голове неприличные картинки: Тагир, тоже обнаженный, обнимает меня. О, как же я хочу увидеть его голым, дотронуться, чтобы он лежал на мне, хочу обнять его горячее тело. В какой-то момент зажмуриваюсь. А когда открываю глаза, в них бьет луч света.

Меня ослепляет свет фар быстро приближающегося автомобиля. Нет, не одного, нескольких. Откуда в этой глуши столько машин разом? Ужасное предчувствие, но сделать уже ничего нельзя. Я даже не успеваю поднять лежащее на земле платье. Обхватываю себя руками, и машинально прячусь за Тагира.

Он сам поднимает платье с земли и кидает мне. Чувствую, как сильно он напряжен. Кое-как натягиваю платье через голову, но руки плохо слушаются.

Из черного внедорожника выскакивает отец.

– Отойди от нее! – точно удар хлыста раздается его голос. Как раз в этот момент мне удается одеться, но унять охватившую панику не получается. Нервно всхлипнув, делаю шаг навстречу отцу.

– Я все объясню, не кричи, пожалуйста. Понимаешь…

Пощечина обжигает щеку, и я падаю на землю. Из глаз брызжут слезы. Чьи-то руки поднимают меня, ставят на ноги.

– Убери от нее свои грязные лапы, мразь!

Нас окружает около десятка мужчин, все хорошо тренированные, работающие на отца. Тагир быстро оглядывает их, видимо, оценивая обстановку.

– Он тут ни при чем отец, слышишь? Я устроила ему ловушку, ясно? Мне хотелось поиграть!

Я даже пытаюсь загородить собой Валиева, что, наверное, смотрится со стороны полным идиотизмом. Свет фар нескольких внедорожников освещает все происходящее как некий спектакль.

– Ты хочешь сказать последнее слово? – рычит отец, глядя на Валиева, и меня накрывает настоящим животным ужасом от слова «последнее».

– Нет! Нет, не смейте, слышите? Отец! Я все объясню!

Уберите ее в машину, – следует холодный приказ.

– Он меня не хотел! Не хотел!

Цепляюсь взглядом за Тагира, и понимаю, что он меня не видит, не слышит. Он выглядит равнодушным и отстраненным. Спокойным. Не понимаю, как можно оставаться таким в этой ситуации? Когда у меня, кажется, вот-вот разум тронется от страха.

– Не молчи! Скажи же ему, объясни, что не было ничего! Скажи ему, что мы ничего не сделали! – грудь сдавливает от сдерживаемых рыданий, понимаю, что у меня сейчас случится истерика, уже не могу сдерживаться. Когда двое мужчин тащат меня к машине, я ору, срывая голос. Один из охранников накидывает на меня свое длинное кожаное пальто, но я сбрасываю его с отвращением.

Так страшно мне ещё никогда не было. Слышу глухие звуки ударов, треск костей, эти звуки отдаются в ушах троекратно. Визжу от ужаса, снова рвусь из рук охраны.

– Папа, пожалуйста не надо! Не делай этого!

Но ничего в ответ. Перед глазами все расплывается, все размыто. Кажется, Тагира держат двое, а отец методично избивает его. Понимаю, что не голыми руками. Железные кастеты – любимые игрушки Глеба Шахова. Однажды он ударил такой штукой брата, всего раз, но сразу сломал ему ребро.

Избиение продолжается невыносимо долго, кажется, что время замерло. Он же убивает Тагира, а я ничего не могу сделать. В этот момент говорю себе, что и я жить не стану. просто не смогу.

– Петухом его сука, пидором сделаю, увезите тварь, чтоб глаза мои его не видели, – орет отец.

Я в полуобморочном состоянии. Меня кидают на заднее сидение, машину запирают. Прилипаю к окну, сквозь стук собственного сердца слышу жуткие ругательства отца, от которых липкий холодный пот прокатывается по позвоночнику.

Когда отец садится в машину, его руки в крови по локоть, и это не фигура речи, а настоящая реальность, которая приводит меня в животный ужас.