Юлия Николаева - Женитесь на мне, профессор!

Я покраснела, и чтобы скрыть этот факт, бросилась выполнять заказ. И уже передавая ему букет, спросила:

– Это вы Любови Дмитриевне?

– А что?

– Мне кажется, ей больше нравятся розовые, – неловко сказала, пряча взгляд. А то муж не знает этого факта, ну и дура же я!

– Я учту, – усмехнулся Пал Сергеич и добавил, – собирайтесь, подвезу вас до дома.

Я снова захлопала глазами.

– Я могу и сама… – начала неуверенно.

– Я разве о чем-то спрашивал? – перебил он удивленно.

– Ладно, – выдала в итоге, так и не найдясь, – только мне надо кассу снять.

– Жду в машине.

У Городецкого был черный «Мерседес», мощный, стильный, красивый… как он сам.

До моего дома ехали молча, я смотрела в окно, пытаясь понять, случайно ли происходящее или за этим что-то скрывается? Так ничего не решив, поблагодарила Городецкого возле дома, теряясь, стала вылезать, а он сказал:

– Цветы возьмите себе, Любе такие не нравятся, вы правы.

Замешкавшись, но так и не задав вопрос, я унесла букет с собой. Дома уставилась в зеркало и подумала: это ведь мои любимые цветы…

И заметалась между желанием поставить в вазу и выкинуть в помойку.

Что я Денису скажу? Что его отец мне красные розы подарил? Да и не дарил он их, по факту-то… А если скажу, что просто отдал, то надо говорить, что он меня подвез. А с чего ему меня подвозить? Во всем теперь мне виделся подвох, и в итоге цветы я утром унесла на помойку, аккуратно положив в стороне. Нечего мне тут баламутить… Уж чего-чего, а недопонимания с Денисом мне точно не нужно.

В следующую смену Городецкий снова подвез меня, и потом, и потом. Ехали мы обычно молча, он включал ненавязчивую музыку, расслабленно вел машину, а я сидела в дорогом комфортабельном салоне «Мерседеса», чувствуя себя так, словно подо мной не кожаное сиденье, а ковер с иглами. Смотрела в окно, напряженно вглядываясь в даль и думая, что это за нововведение в моей жизни? На седьмой раз (вон сколько продержалась!) все же спросила:

– Извините, Пал Сергеич, просто чтобы понимать, вы так и планируете меня после работы подвозить?

Бросив взгляд, Городецкий вернул внимание к дороге, сказав короткое:

– Да.

– Ну тогда ладно, – ответила я, по привычке вцепившись в ремень безопасности и уткнувшись взглядом в окно. Да уж, прояснила вопрос. Соберись, Кулагина!

– А зачем? – спросила сурово, снова повернувшись. Он, о чем-то подумав и покачав головой, пожал плечами.

– А почему нет?

Мысленно я поднесла два пальца к виску и выстрелила.

– А если нас увидят вместе?

– Кто?

– Мало ли кто.

– Ты же моя будущая невестка, я подвожу тебя домой после работы.

Даже не поспоришь. Но почему я вижу в этом всем скрытый умысел?

Ответов не было, оставалось только молча терпеть.

Пять! Пять дней в неделю этот мужчина присутствовала в моей жизни. Это даже больше, чем Денис, который продолжал жить дома, периодически оставаясь у меня на ночь.

А моя личная паранойя в лице профессора Городецкого достигала колоссальных размеров. И дело было даже не в том, что я боялась потерять Дениса, каким-то образом не угодив его отцу, а в том, что само присутствие этого сексуального дьявола все больше и больше уводило мои мысли не в ту сторону.

Я уже не смотрела в одну точку, когда он подвозил меня домой, бывало, мы о чем-то говорили, и я разглядывала его руки, покоящиеся на руле, красивые длинные пальцы, отстукивающие ритм вместе с играющей песней. Разглядывала точеный профиль, ловила спокойный и такой волнующий взгляд голубых глаз…

Пожирала глазами его фигуру, сидя на лекциях, наблюдая, как он рассказывает предмет. Такой статный, собранный, внимательный. Мне уже нравилось выходить к доске на семинаре, как только он заходил, отвечать на его вопросы, решать интересные задачи, которые он мне подкидывал, разбираться вместе с ним, анализировать.

Даже воскресные посиделки не вызывали страха. Я исподтишка наблюдала за моим профессором в неформальной обстановке, как он улыбался, рассказывая о чем-то, как ел, пил вино, облизывая после губы… Он стал моим личным наваждением, я тонула в этом мужчине, совершенно ясно осознавая данный факт. Меня даже не смущала та разница в возрасте, что должна была нас разделять. Да ему ни за что не дать сорок лет, честно слово! Некоторые молодые ребята хуже выглядят, а мой профессор… он идеальный.

Только вот беда была в том, что нифига он не мой. А Любови Дмитриевны вот, маменьки моего жениха. Эта мысль, к счастью, даже спустя время действовала отрезвляюще.