Ольга Типайлова - Кроме любви твоей. Любовь, пережившая 90-е

– Чтой-то у тебя рука такая холодная? А губы вроде горячие? Дай-ка лоб потрогаю!

Игорь отмахнулся.

– Мам, всё в порядке. Я умываться.

Ему хотелось согреться и избавиться от ломоты, которая появилась в спине, как только он встал с постели. Это было ничего, ломота была его старой знакомой. Она приходила, стоило ему забыть о ней, как неинтересный журнал, на который когда-то оформил бессрочную подписку.

Игорь принял горячий душ, подставил своё могучее тело под струи воды, пускай она унесёт всё – боль, вялость, накатившую ни с того ни с сего грусть. Мрачные мысли притащились из только что виденного сна. Игорь уже едва помнил, о чём был сон, разве только, что там было много снега, и тягостно смотреть кругом, и тягостно от одиночества. Настроение пришло оттуда, точно… Может, его подсознание не выдержало непривычно большого объёма радости и таким образом восстановило равновесие?

Завтрак, как и рассчитывала мать, приподнял его настроение. Отец тоже сидел за столом, очень довольный, и попивал чай с лимоном. Обычно он, пенсионер, не поднимался так рано, но с тех пор, как Игорь вернулся, специально вставал пораньше, чтобы побыть в компании сына. Шуршал свежей газетой, зачитывал вслух самое интересное, с серьёзным вниманием ждал комментария сына: его слово имело для стариков вес, сын лучше ориентировался в происходящих событиях, это было его время, когда как их время ушло.

Игорь смотрел на родителей, и сердце щемило от нежности и жалости: они состарились, пока ждали его. Он был их единственный сын, и теперь, когда он наконец возвратился в отчий дом, старики ожидали для себя покоя и счастья.

Игорь ещё не сказал им, что подбирает себе съёмное жильё. Конечно, они будут возражать, особенно мать. Но ему – тридцатитрёхлетнему мужику, подполковнику – хотелось жить, как он привык, самостоятельно. В конце концов они, конечно, согласятся.

Для Татьяны Владимировны жизнь заключалась в этих двух мужчинах: до срока одряхлевшем муже, которого она давно ощущала как более слабую и болезненную часть самой себя, и выросшем в доброго великана сыне, который вроде тоже был её частью, но, наоборот, более сильной и крепкой. Муж и сын с течением лет поменялись в её сознании местами: теперь муж требовал почти материнской заботы, а сын воспринимался как защитник и советчик. Мать любила Игоря ещё сильнее, чем когда он был маленьким. Тогда, в детстве, она его не баловала, зато теперь делала это при любой возможности. Относилась к нему едва ли не с пиететом. Молилась за него, восхищалась им, смотрела любящими глазами.

Вот и теперь, когда он после завтрака возник из своей комнаты уже в форме – чёрной, строгой, которая ему, несомненно, шла, – мать умилённо прослезилась. Под её обожающим взглядом Игорь обулся в начищенные до блеска ботинки, надел шинель, взял свой кожаный портфель.

– Пока, пап, – крикнул в сторону кухни.

Отец бодро отозвался. Игорь наклонился и поцеловал мать в щёку. Родители были чуть выше среднего роста, а он «вымахал» с метр-девяносто. С детьми 70-х это почему-то случалось часто – вытягиваться выше своих родителей.

– До вечера!

– До вечера! – отозвалась она, радуясь тому, что сын, действительно вернётся уже вечером, а не через полгода, и что день проведёт в нескольких километрах от неё, а не где-то на Кавказе.

Игорь вышел на улицу с непритязательным названием «Школьная» и пошёл своим обычным, с юности многажды повторённым маршрутом к станции метро «Чёрная речка». С личным автотранспортом у него дело обстояло так же, как и с личным жильём: Игорь подыскивал себе недорогой автомобиль, на завтра были намечены «смотрины», один из сослуживцев предлагал свою красивую, но капризную «Хонду Легенд».

А пока Озеров шёл пешком по набережной Чёрной речки и едва ли не впервые в жизни сетовал на превратности погоды. Утро было холодное, с метелью и сильным ветром. Игорь думал, что возвращение домой слишком расслабило, изнежило его: ещё неделю назад он мог бы пробежать от дома до метро хоть в тельняшке. Даже вчера всё было в порядке, несмотря на мороз. А сегодня у него заледенели руки, и к концу пути зуб на зуб не попадал.

Через дорогу от входа в метро – Музей Военно-Морской академии им. адмирала Кузнецова и сама Академия. На излёте 80-х именно они, почти ежедневно встречаемые взглядом, пробудили в юном тогда Игоре желание стать военным. Конечно, это желание крепко держалось и на других «китах», из которых сам факт проживания в городе-герое Ленинграде был главным. Ещё советские книги и фильмы про то, что «есть такая профессия – Родину защищать»… Правда, учился он в другой Академии – Михайловской, уже в безрадостные и голодные годы перед миллениумом. Тогда им с родителями хватало на еду, но не более того. Вечерами, а потом и белыми ночами, Игорь «бомбил» на подержанной «Волге», купленной после первой командировки; под утро (это когда одна заря сменить другую спешила, «дав ночи полчаса») тратил заработанные деньги в круглосуточном «Продмаге», относил сумки домой и, переодевшись в форму, ехал на учёбу. Перед отправкой на Кавказ, сразу после выпуска из Академии, продал «Волгу», деньги отдал матери…