Ева Ночь - Ты моё дыхание

Невольно разжимаю ладонь. Надо же. Там визитка. Зажала так, что даже раздевалась – не выпустила. Кладу её на стол. Константин Громов. Ему идёт. Гром. Грррозная такая фамилия, ему под стать.

– Тебя Костичек подвёз? – бурно радуется Михайловна. – Ах, какой хороший мальчик!

Ну, да, для Михайловны он мальчик, безусловно. Но для меня Костя и «мальчик» – вещи несовместимые.

– Да, я вот, – мямлю, ставя чашки и моя руки, – телефон разрядился, поэтому такси вызвать не смогла.

– А я-то думаю, почему дозвониться не смогла! – осторожно, бочком, охая и страдальчески морщась, Михайловна пристраивается на стуле.

– Не нужно было ему звонить, – мягко упрекаю я её. – Но благодарю за беспокойство. Я же взрослая, вы знаете. Умею справляться и сама.

– Нужно, не нужно, – ворчит Михайловна, – всё ж я тебя туда отправила, так что ответственность никто не отменял, а я люблю всё под контролем держать, вроде уже и не чужая ты мне.

Я задыхаюсь от её слов. Слёзы на глазах выступают. Пытаюсь дышать, чтобы не дать себе расплакаться, потому что её неравнодушие дорогого стоит. Это и неожиданно, и приятно. А ещё горько. Есть на то причины, но я стараюсь их не вытягивать на свет божий. Мне нужно быть сильной, иначе рассироплюсь, а потом будет во много раз больнее.

– Ты это, позвони, – кивает она на визитку. – Раз дал, просил же?

– Ах, да-да, – суечусь, подключаю шнур питания. Мой старенький телефон, как назло, упрямится, включаться не желает. Я даже думать не хочу, что будет, если он вдруг заартачится и не захочет работать. Сейчас лишние траты мне не по плечу.

Всё случается одновременно: чайник закипает, телефон включается, а мне опять приходится выбор делать. Я в окне машину Громова заметила. Стоит, ждёт, а я тут…

Чувство вины стискивает горло. Он устал, спать хочет, а я его задерживаю. Вот же – обязательный какой. Не удивлюсь, если поднимется и за шкирку оттреплет. Поэтому я хватаюсь за телефон, отчитываюсь. Точнее, оправдываюсь. А в ответ вежливое, но холодное:

– Спокойной ночи.

Да я и не жду от него чего-то особенного. Всё правильно. Но почему-то стою у окна, смотрю и гадаю, почему он не уезжает. Про чай забыла. А машина всё так же стоит, как хищник, что затаился и ждёт. Чего, спрашивается?

Когда он наконец-то вырулил, я поняла, что затаила дыхание. Вот же. Гипноз какой-то. Но, наверное, это всё от чувства вины. Из-за своей несобранности заставила человека ехать неизвестно куда.

Но долго сокрушаться мне некогда. Отмираю. А Михайловна всё так и сидит на стуле, сверлит меня внимательным взглядом.

– Костик хороший, – говорит она, в глаза мне заглядывая. – Такой… надёжный. Отличный парень. И не из этих стрекозлов, у которых ветер в голове. Вот у меня Богдан такой же – правильный. Только, зараза, не женится никак. Нет для него девушки достойной. Может, как и для Константина. Они, видишь, постарше, мудрее, жизнь нюхали. Им вертихвостки даром не нужны. А правильные девочки нынче редкость. Хоть и встречаются, да.

Слишком уж она пристально меня разглядывает. Становится неуютно и неловко. Я вряд ли тяну на неземной идеал, поэтому даже слышать не хочу, что там Михайловна придумала или нафантазировала.

– Чай будете? – спрашиваю, чтобы сбить её с прицела ненужных мыслей и выводов.

– Буду, конечно! – охотно кивает головой. – И хлебушка подрежь, и колбаски с сыром. Что-то я проголодалась. Сейчас мы чаю, бутербродов, сушек пожуём! Мёд тоже доставай!

Отличное начало дня. Спать только некогда. Но после быстрого душа жизнь снова наладилась, а после посиделок с чаем – вдвойне. Чай у Михайловны хороший, душистый, крупнолистовой. Сплошное удовольствие. Одно плохо: на сытый желудок глаза сами по себе закрываться начали.

Но если кто и сдаётся, то не я. Я вон «Голубую лагуну» выдержала, а выспаться я могу и позже.

– Ну что, не испугала тебя работа-то? – хитро жмурит глаза Михайловна. – Пойдёшь ещё раз туда?

– Пойду, – киваю, помешивая кашу. Я для Вовки овсянку варю. Он её любит. С маслом, с яйцом, с белым хлебом.

Знаю: нам бы немного ограничиться нужно. Он уже в весе перебирает, но никак не могу уговорить себя быть построже. Я всё ещё помню его впалые щёки и голодный взгляд, и поэтому позволяю ему есть, а себе – эту слабость: кормить его хорошими продуктами, впрок, даже зная, что в садике у ребёнка ещё один завтрак будет, от которого мой Вовка никогда не отказывается.

– Вот и молодец, – радуется Михайловна.

– Вы должны были мне сказать, что это за место, – всё же решаюсь Михайловну пожурить.