Ретта была фраппирована.
– Ну да. Княгиня, конечно же, ненавидела Аудмунда, но ничего не предпринимала. Или просто не могла ничего сделать, что тоже вероятно. Говорят, брат равным образом настороженно относится к нему. Несмотря на юный возраст, Аудмунд на редкость сильный воин и талантливый полководец. Он маршал Вотростена и, пока не умер его отец, частенько водил войска на битву.
– Сколько ему теперь?
– Должно быть, около двадцати лет. Я уже давно сбилась со счета, но он немногим старше тебя. Все это только слухи, девочка, но я даже не знаю, право, кто же из братьев на самом деле опасней.
За окном уже успело стемнеть. Молчали цикады. Не было слышно ни выкриков подгулявших прохожих, ни звуков песен.
Ретта вздохнула и покачала головой. Что ж, по крайней мере Бардульв скоро покинет Месаину, и за это стоит благодарить отца богов Вийюту. Как будет дальше – узнают потом.
За спиной тихонько приоткрылась дверь, и в покои проскользнули несколько фрейлин. Одна из девушек забрала опустевший поднос, другие начали готовить постель ко сну. Достали ночную рубашку с пышными, тщательно отглаженными кружевами и приблизились, дабы помочь герцогине разоблачиться.
– И правда, шла бы ты спать, девочка, – проворчала Бериса. – Уже еле на ногах держишься.
Ретта коротко кивнула в ответ. Дел у нее больше на сегодня не было, а потому она молча позволила помощницам расплести ей волосы и уложить в постель.
– Спокойных снов, – пожелала воспитаннице няня и поцеловала в лоб.
Вскоре светильники были затушены, и спальня опустела.
Ретте не спалось. Колыхались от ветра занавеси и листва за окном, отбрасывая на паркет кривые, длинные тени. Герцогиня смотрела на них, пытаясь угадать фигуры, и в размытых очертаниях ей чудились то крылья сказочного дракона, то разверстая пасть, то чьи-то клыки. От духоты вскорости разболелась голова, и Ретта встала, распахнула высокое окно и вышла на балкон. Укрытый благосклонным пологом ночи, город спал, нервно вздрагивая во сне, и можно было легко представить, что и не было этого изматывающего, страшного года, и что мама жива. Вот сейчас откроется дверь, и Исалина войдет, по привычке спрашивая, что тут происходит и почему дочь в столь поздний час до сих пор не спит.
Ретта улыбнулась воспоминаниям и, не желая огорчать маму, пусть даже и оставившую этот мир, вернулась в постель.
Скоро ей удалось забыться тяжелым, беспокойным сном. Снились ей бои, чьи-то гневные крики и пронзительно-зеленые кошачьи глаза на мужском лице. И Ретта никак не могла понять, что же эти видения означают.
Утро началось для нее, как всегда, с первыми лучами рассвета. Распахнув глаза, Ретта позвонила в колокольчик и отрывисто бросила пришедшим на зов заспанным фрейлинам:
– Одеваться.
Те послушно полезли в шкаф.
– Вы сегодня снова пойдете в госпиталь, ваше высочество?
– Да.
Девушка постарше извлекла рабочий наряд Ретты – зеленое хлопковое платье. Вторая заплела волосы госпожи в тугую толстую косу и уложила их венцом.
– Можете идти, – отпустила их герцогиня, когда с утренним туалетом было покончено.
Девушки сделали реверанс и безмолвно испарились.
Встающее из-за крыш золотистое солнце силилось разогнать густой туман. Корабли Вотростена все так же покачивались на рейде, и Ретта подумала, что пора бы уже отцу дать знать, как у него дела и как продвигаются переговоры на флагмане северян. Само собой, Бардульв обещал безопасность герцогу, но все же война еще не закончилась, а потому Ретта допускала любой теоретически возможный вариант развития событий.
Внизу под окнами раздались резкие, отрывистые команды и топот ног – это как раз сменился караул.
Дверь распахнулась, и в покои герцогини вошел гвардеец. Коротко кивнув ему в знак приветствия, та взяла сундучок со снадобьями и первая покинула комнату. Страж направился вслед за ней.
Фрейлин герцогиня с собой в госпиталь никогда не брала. Их глупые охи, закатывания глаз и демонстративные обмороки раздражали Ретту и отвлекали от работы лекарей, у которых, без сомнения, было более важное и нужное занятие, чем хлопотать над балованными девицами.
Убиравшиеся во дворце в столь ранний час служанки приветствовали госпожу глубокими реверансами. Та любезно здоровалась с каждой девушкой, и они в ответ желали ей доброго дня.
Впрочем, мог ли день на войне быть добрым? Философский вопрос, и в иное время Ретта охотно бы его обсудила. Вероятно, да, если считать хорошим день без десятков и сотен новых раненых. День, когда стоны пациентов будут раздаваться не так громко, как прежде.
Читать дальше