Айза Блэк - Невеста палача

Смотрю в направлении ее няньки. Болтает с мамашами. На ребенка даже не смотрит.

– Тебя не предупреждали, – голос хрипит, еле слова из себя выдавливаю. Сердце на куски разрывается, – Что с незнакомыми людьми, говорить нельзя?

– Говорили, – кивает, и мордашка еще светлее становится, – Но ты ведь хороший, – дотрагивается до моей руки, в душу смотрит. Демонов моих разгоняется. По углам спрятались шакалы, испугались крохи.

В сердце надлом. Тысячи ножей вспарывают грудь. Все бы отдал, чтоб моей дочерью была. Только чудес не бывает не в этом долбаном мире. Не моя. Не моя. Реальность молотом по башке бьет. Пытается на место мозги вправить. А у меня тепло по телу, щемящая боль в груди. Словно в реале моя кровь, мое дитя. Хочу обнять, защитить, оберегать. Отцом для нее стать.

В ней же все от нее. Ее частичка. Ее продолжение. Потому и тянусь. Потому и своей готов признать. И признал. В душе признал. Сердцем принял. И доведу дело до конца. Разберусь с ублюдками, только бы мои девочки в безопасности жили. Чтобы улыбались каждому дню. Чтобы к свету шли. А я тут в гребаной грязи останусь. Где мне и место на дне. У них семья уже. Мне там места нет. И не может быть.

– Плохой я, – бросаю с грустью. Смотрю в глаза карие, не по-детски взрослые. – Нельзя подходить к чужим. Опасно это, – А няньку им пора сменить. За ребенком не следит курица безмозглая. И это когда еще опасность над ними висит. Что за беспечность?!

– К тебе можно. Ты не обидишь, – упрямая, как мать.

Нельзя мне больше около нее околачиваться. А я ничего с собой поделать не могу. Хоть одним глазом глянуть. Представить, что меня папой назовет. Что за ахинею несу. Совсем крышак протекать стал. Умом двинулся окончательно. Рискую. Подставляюсь. Лишь бы дитя увидеть. Ее дитя. Которое на короткое время способно сердце оживить, вновь биться заставить. Хрен с ним, что кровь не моя. Они для меня родные. Мои девочки. Малышки. Мои недоступные. Мои дорогие.

– Мая, ты где? – нянька опомнилась. – Снова в прятки играешь?

– Мне пора, папа скоро за нами приедет, – машет мне рукой и убегает. А я валяюсь на земле. Растерзанный последней фразой.

Есть у нее отец. И другого девочке не надо. И для Елизаветы Петровны я как страшный сон, кошмар прошлого. Другая у них жизнь. Без меня.

Настоящее… Лиза

Ненавижу! Бездушный зверь! Подонок! Как так можно?! Найду и собственноручно эти бумажки ему в задницу засуну! Бегаю по комнате, внутри все кровью обливается.

Снова подношу записку к лицу. Едва уловимый запах наполняет тело жизнью. Еще никогда за четыре года цель не была так близка. Рука судорожно сжимается в кулак. Почти ощущаю его кожу под пальцами. Как сдавлю его шею. Как прижму к себе. Как заставлю сказать все. А я ведь заставлю.

Губы дрожат. Сколько ночей и дней я жила ожиданием. Сколько подушек, насквозь пропитанных слезами. И вот момент близок. Слишком близок. От осознания – приходят силы. Я готова к борьбе. И никому в целом мире меня не остановить. Как бульдозер попру напролом.

Нахожу свой разбитый телефон. Набираю номер мужа. Аппарат чуть не падает из рук. Сердце продолжает выламывать грудную клетку.

Он берет трубку сразу же. Не иначе как ждал звонка.

– Привет, Лизок, – голос спокойный. Но улавливаю скрытую настороженность.

– Я была в морге.

– Знаю, – даже не сомневаюсь. Ему донесли раньше, чем успела из квартиры выйти.

– Он жив, – удается не завыть. Сдерживаю, как могу слезы. Если разрыдаюсь, нормального разговора не выйдет. – Ты его видел? – губы еле шевелятся. Во рту – пустыня.

– Видел, – отвечает неохотно.

– Где он? Я… мне надо…

Обрывает меня на полуслове:

– Ни черта тебе не надо, Лизок. Как вы зае…ли меня, ты и твой… – осекается. Его имя он старается не произносить. – Документы у тебя? – берет себя в руки, снова спокойный голос.

– Да…

– Отлично. Я позабочусь обо всем.

– Ты и… он вы не можете обойти меня в этом вопросе?! Не забывай, это и меня касается напрямую. Он мне документы передал!

– Идиот, потому что, вот и передал. В этом деле ты будешь сторонним наблюдателем, смирись, – делает паузу, слышу, как сопит, – А еще лучше отправлю тебя с дочерью заграницу. Тут станет слишком опасно для вас.

– Я никуда не уеду, – в голосе стальные нотки. Тут ему у меня не выиграть.

– Лизок, пойми, ты, наконец, – голос мужа смягчается, – Он уже ходячий труп. Его сломали. Там нет ничего человеческого. И вопрос времени, когда пуля его настигнет. А она настигнет. Он это понимает, – вздыхает, – А ты как слепой котенок, тыкаешь в закрытую дверь.