Наталья Литвякова - Когда её совсем не ждёшь

Дорогу-то преодолеешь, куда денешься, ещё бы неуверенность преодолеть. Как пригодилась бы сейчас весёлая да смелая Нинка! И где он взялся, тот Колька, со своим кино.

– Ты ж говорила: любви – нет! Завяли помидоры, – Натке очень хотелось обидеться на Нину, что та не держит обещание. Но. Во-первых – было бы из-за кого ссориться с подругой детства. Во-вторых, она сразу сказала: если получится. Не получилось, вот. То есть, с Наткой пойти не получилось, а с Колькой всё удалось, эх. Не все, видать, завяли. Помидоры. Сидят там, небось, на последнем ряду, «Данди по прозвищу Крокодил» смотрят. Или не смотрят, а… ну их, в общем!

– Любви нет! – как заклинание повторила Ната, чтобы буйная девчачья фантазия не разрослась как сорняк на клумбе после дождя.

Остановилась. Отдышалась. Огляделась. На заборе увидела табличку с названием улицы и номером дома. Ух, ты! А я уже ж и пришла! Натка вздохнула глубоко: раз, два, три:

– Бамс! Бамс! Бамс! – неожиданно сильно постучала она. Мало того, что грохоту навела на всю округу, так ещё и калитка открылась сама по себе. Будто приглашала зайти. Как в каком-нибудь американском фильме ужасов. Ната потопталась несколько секунд, постучала снова по железному косяку, прокричала (ага, прокричала – пропищала, не иначе):

– Павел Петрович, вы дома? – решила, что ещё раз постучит, но теперь в окошко, и если никто не выйдет, с чистой совестью свалит. Ну, а статья… ну что – статья? Не вышло статьи. И журналиста из Натки, видать, тоже. Не выйдет.

Она сделала шаг во двор. Из-под крыльца неожиданно выкатился мохнатый клубок и накинулся на девчонку с громким лаем. Ната взвизгнула и отступила, зажмурилась: ой, мамочки, щас укусит.

– Не укусит! Не бойся! – раздался голос. – Шарик, ко мне! Он вообще-то добрый. Но пугать любит. Для порядка. А ты из школы? Дед предупредил. Его на завод вызвали, он скоро придёт. Заходи.

– Из школы, да, – Натка открыла глаза. На крыльце стоял парень. Шарика он взял на руки. Лаять тот перестал, лишь крутился да пытался облизать парню щёки. – Может, я тогда в другой раз приду?

– Да чего там, в другой! Не бойся, заходи. Я – Славик. Внук, – представился парень и рассмеялся, – мы не кусаемся, честное пионерское. Правда, Шарик?

Натка смутилась и старалась не смотреть в их сторону: ещё чего не хватало, посторонних внуков разглядывать. Но он так заразительно, так искренне смеялся, что и Ната не выдержала, растеряла всю серьёзность, расхохоталась вслед, а потом встретилась с ним взглядом и…

– Интервью взяла? Ну молодец! А боялась. Чего спрашивается? Большая статья будет? Ну вот видишь, – деловито говорила Нинка вечером по телефону. Совесть проснулась, позвонила таки подруге, узнать, как она справилась. Справилась-то Натка справилась, только вот…

– А чего с голосом? Что значит – ничего? Я же слышу – очень даже чего. Кого встретила? Какого Славика? Ах, внука. Курсанта. Моряка. Моряк с печки бряк. Натка, да он же старый, двадцать лет – это ж ого-го! Считай, как тот дед, о котором калякать будешь. Нет, чего ты ржёшь? Вот дура! Ах, глаза… как небо… как море… а ты значит, взлетела и утонула тут же… Натка, очнись, любви нет! Я тебе точно говорю!

Есть – стучало Наткино сердце тогда.

Есть – шептала Наткина душа потом, спустя несколько лет, когда разошлись пути-дорожки с внуком.

Есть, утверждает она и сейчас.

Её не может не быть. А иначе зачем это всё в мире существует, если не ради любви?

Сначала Катя на лето планировала. То есть, сначала Катя и Артур на лето планировали. Ремонт. Своего небольшого уютного домика в три окна с голубыми ставнями, что достался по наследству от бабушки. Но как часто бывает – то одно, то другое – не складывалось с ремонтом. Ни в первое лето, ни во второе, а потом и вовсе планы собрали чемодан да уплыли в закат. Вместе с Артуром: однажды он не вернулся из рейса.

Апатия овладела Катей. Ремонт? Какой ещё ремонт, кому он нужен? Соседки шептали: как цветок без воды вянет. Вместе с ней зачах и дом. Он словно одичал и угрюмо выглядывал из-за забора.

– Ты, девка, одумайся, – как-то в марте сказала ей Мария Никитична, – посмотри до чего себя довела. А дом? Подумай о нём, о будущем, о детях.

– Каких ещё детях? – буркнула Катя. – Нет их, и вряд ли будут.

– Ну, у тебя, может, и не будет. А жильё всё равно кому-нибудь достанется, – не стала ни утешать, ни разубеждать соседка, – и каким? Посмотри на него, неужто не жалко?

Катя вздохнула тяжко, оглянулась. Её дом подслеповато щурился немытыми стёклами. Морщился крышей. Щерился грязным крыльцом. Казалось, не только антенна, труба и та – набекрень, как и жизнь девушки. А уж комнаты… – что в тоскующую душу смотреть. И жалко, да сил нет и желания что-то делать.