Лека Сенс - Старые мосты сожжены, есть самолеты

Кроме поездок в столицу за покупками, радостными, с братом и мамой, неприятно вспоминалось их путешествия с Натальей, его первой женой. Странной случилась та история, которую и любовной-то не назвать, несмотря на то, что они были почти год супругами. Егор тогда вернулся в дом матери из Санкт-Петербурга, где пытался как-нибудь устроиться после института. Старший брат, который покинул отчий дом на учебу по времени и возрасту раньше, вернулся из Москвы и почти обосновался на малой родине. Открыл магазин автомобильных товаров. Матери он помогал, но отношения больше походили на доведенные до автоматизма манипуляции. Родители пару лет уже были в разводе. Обзаводиться своим жильем Денис не торопился, потому что прицельные планы на бизнес заставляли его экономить. Еще было удобно, когда кто-то берет на себя хлопоты по дому, не требуя ничего взамен – кто как не мать лучше подойдет на эту роль. Денис отмечал заботу материально, но с обидой, за отца, по его меркам слишком примитивного она ему выбрала. Поэтому каждое денежное вливание в совместный бюджет выглядело, как событие – он другой, с деньгами и связями. Странно, потом, разбираясь задним числом, брат вел свои дела. Офис, снятый в центре города, частенько пустовал, дожидаясь хозяина. Как и родительский дом, в котором даже когда братьям удавалось собраться, событий не добавлялось, а общение с родительницей, выглядело уныло затянутым напутствием старшему. «Тебе уже определиться пора, Денис, жениться»,– заводила мать прицельно, чтобы рикошетом отлетало и в младшего. Но тема быстро сходила на нет из-за отсутствия всеобщего интереса к обсуждению. »Какие вы с Егором оба не пристроенные. Не нагуляетесь никак!» – это звучало почти как вердикт. Егор возвращался в Петербург, а Денис набирал заказы и уезжал в столицу, как он говорил: «К нужным людям». Когда оборачивался за пару дней, иногда поездки превращались в недельные и больше отлучки. Приезжал обратно с товаром, взбудораженный и чуть озадаченный фактом своего возвращения.

– Еще надо немножко, подработать на периферии, а там заживу,– ответ походил на обоснование его пребывания на малой родине..

– Ты, молодец, Денис,– как мог, поддерживал его младший Егор. – Все-таки свой бизнес, это уже совсем другая жизнь.

– Я тоже присматриваюсь. В Питере хорошо, интересно, культурно. На следующие праздники снова непременно выберусь. Скучаю там по вам с мамой.

После ухода отца, он приезжал к родным часто, но, получилось, что вернулся на очередную семейную трагедию и, как оказалось, надолго. Атмосфера в доме никак не улучшалась, шум стих, но спокойствия и уверенность, что родные стены защищают не прибавилось. Старший брат угодил под следствие. Приехав по зову матери, Егор пытался стать опорой насколько возможно, пребывая в не меньшей растерянности чем она и ожидал разъяснений.

Убранство квартиры неожиданно тоже увиделось в полном запустении. В нем даже воздуха не хватало, чтобы дышать полной грудью или так казалось от въедливого запаха отцовских сигарет, которыми пропиталась обивка мебели, обои на стенах и красных тонов ковер на них. Отец курил там где нравилось или как говорил – «от нервов». По иронии сюжета особый невроз его брал перед телевизором, во время наблюдения спортивных матчей, комментируя спортсменов. Потертая обивка мягкого уголка советского образца давно просилась заменить меблировку, но она так хорошо сочеталась с мебельной стенкой и посудой из хрусталя за стеклянными дверцами, что никто не хотел задумываться, о том, что прошла целая жизнь. Но, оглядывая квартиру, Егор понимал, изменения в родовом гнезде просто неизбежны: начавшая отклеиваться сверху одна из обоин провисала и угрожала свалиться на голову, накрыв листом в любой момент.

Мама до последнего надеялась, что история со старшим сыном это чудовищное недоразумение, все выяснится и как-то уладится. Строгость приговора оказалась неожиданностью, настолько что в зале суда ей стало плохо, силы держаться покинули ее и она свалилась в обморок. С того падения Егор, как единственный мужчина, оставшийся в этом не счастливом доме, поднял груз и положил на свои плечи. Ноша была для него слишком тяжела, чтобы нести, не говоря о том, чтобы с ней ходить. С перерывами на выходы из дома для поиска работы он расходовал свободное время на поправку обстановки эстетической и моральной. Настроение находилось на нуле, оптимизм медленно его покидал.

– Выйди, Егор, куда-нибудь в люди что ли, пройдись, прогуляйся по городу – видя угнетенное состояние своего младшего, отнекивалась от опеки мать, понимая, что учтивость сына совсем не идет ему на пользу. Егор замечал, что день за днем мама угасала, становилась совсем пассивной. Только тяжелое беззвучие царившее в доме все время заставляло их перемещаться по нему тенями друг мимо друга, подгоняя мыслью: «что-то надо делать дальше». Они мало разговаривали. И когда наконец-то удавалось присесть напротив, ракурс для Егора был особенно четким и обозримым: глаза матери сделались совсем пустыми, лишенными хоть маленькой эмоциональной окраски. Взгляд ее, казался уставшим от жизни, сильно резонировал с внешностью. Для пятидесяти двух летней женщины выглядела она моложаво. Небольшая полнота скрывала морщины на лице, круглое по форме, оно оформлялось вьющимися волосами короткой стрижки, длины которых значительно недоставало, чтобы прикрыть шею, крепкую, полноватую, как и все тело. Фигура, покатыми плечами выказывала в ней образ бесхарактерный, но характер у женщины скрывался где-то в сердце и не хотел зависеть от внешнего облика. Привычный домашний халат, казался неизменным на протяжении долгого времени, на самом деле являлся почти точной копией предыдущего, с небольшой разницей в тоне цветастой расцветки. Не сказать, что вид был неопрятный, слишком домашний. Егор хорошо помнил, как нарядно выглядела его мать, когда в доме собиралась компания. Правда, такие посиделки после ухода гостей могли закончиться домашним скандалом, где переоблачение в домашнюю одежду из яркого, цветастого платья символично играло роль занавеса, меняющего драматургию. И еще мама красиво пела.