Виктория Вольская - Такая разная любовь

Забежав в свой кабинет, я закрываюсь на ключ и оседаю на пол. Прижимаюсь спиной к двери. Ручка двери дёргается.

– Лен, открой! – требовательный голос друга раздаётся на весь второй этаж.

– Нет, Миш, не открою, – тихо отвечаю я. – Уйди, пожалуйста.

– Боишься меня? – также тихо спрашивает он.

– Нет. Себя боюсь. Нельзя так. Неправильно, – я действительно испугалась своей реакции на его поцелуй.

– Почему? Для кого неправильно? Кто эти правила установил?

– Я эти правила установила, когда в ЗАГСе «да» сказала.

– Не откроешь?

– Нет,– тишина, только его сбитое дыхание слышу за дверью. Хочется крикнуть во все горло «уйди».

– Хорошо, так скажу, – опускается так же вниз и опирается на дверь с другой стороны. – Лен, меня тянет к тебе, как магнитом. Всегда тянуло. На работу хожу, чтоб только тебя увидеть. Чёрт, целый день вместо того, чтобы работать, договора с поставщиками заключать и на сделки ездить, причины зайти к тебе в кабинет придумываю: то принтер у меня сломался, то программа не грузится…

– Молчи, Миш, мы же друзья.

– Да задолбался я тебе другом быть. Люблю я тебя, понимаешь, люблю.

Он говорит это, а у меня слёзы по щекам бегут. Я слова сказать не могу, в горле ком стоит. Тело ознобом бьёт как в лихорадке. Обнимаю себя за плечи и тихо рыдаю. Если б он знал, как я его любила. Я бы в школе всё отдала за эти его слова, но тогда он меня не замечал моих чувств. А теперь нельзя нам вместе быть. Теперь наши дороги параллельно друг другу идут и никогда не пересекутся.

– Молчишь? Молчи. Ничего не говори. Просто знай это, и всё. Я устал притворяться.

Слышу, что он уходит, но встать не могу. Легче почему—то не становится. Так и сижу на полу. Вся жизнь проносится перед глазами. Как впервые увидела его в школе, как списывал у меня математику и дёргал за косички. А я и этому была рада тогда. Жили в одном подъезде, только на разных этажах, до дома провожал, портфель таскал, а потом, проводив меня, бежал на свидание с очередной девчонкой, которая уже ждала его во дворе. А я смотрела на них из окна и слёзы как сейчас глотала. Потому что никогда на меня он так, как на них, не смотрел, потому что относился ко мне, как к сестрёнке. А я совсем не братской любви от него хотела. Зачем он мне в любви сейчас признается? Зачем мне душу рвет? Я свою любовь к нему спрятала в самом дальнем уголке своей души. И лишь изредка, наедине с собой, позволяю себе вспоминать прежние чувства.

Звонит телефон. На экране высвечивается фото мужа. Нажав зелёную кнопку, слышу привычное:

– Привет, родная. Ты скоро? Я не ужинаю без тебя.

– Привет. Минут через двадцать буду.

– Хорошо. Хочешь выпить вина?

– Хочу, – если бы ты знал, как я хочу не просто выпить, а напиться до потери сознания. Чтобы навсегда забыть то, что только что произошло. И мне выть хочется от того, что не забыть этого никогда.

– Жду, любимая. Осторожней на дороге.

Я гоню машину по ночному городу на сумасшедшей скорости. В голове треш. Я сказал ей всё, сказал то, о чём молчал слишком долго. Правильно ли это или нет – не знаю. Как говорится, сколько верёвочка не вейся, всё равно порвётся. Вот и моя порвалась, когда она прижалась ко мне в танце и голову на плечо положила. Говорил мне Лёха, что затея с этим танцем не очень, а я не послушал. Захотел вернуться на десять лет назад, туда, где она только моя.

Подъехав к набережной, останавливаюсь, глушу машину, смотрю через лобовое стекло на ночное небо, выхожу и иду на берег. Вода всегда успокаивала меня. Проходя мимо влюблённых парочек, сажусь на песок. На душе так хреново, я не знаю, что будет завтра? Но ни о чем не жалею. Что—то отпустило. Она знает, и теперь только ей меня казнить или миловать. Помню, когда увидел её впервые. Моя семья переехала в этот город, когда мне было двенадцать, я пришёл в новый класс, стою, смотрю на всех, а потом задерживаюсь взглядом на ней и пропадаю от глазищ её больших. Понравилась она мне сразу. Затем выяснилось, что мы соседи, да ещё родители потом дружить стали. Часто в гости друг к другу ходили, уроки после школы вместе делали. Для меня она представлялась ангелом – чистая и прекрасная. В старших классах парни на неё смотрели похотливыми голодными взглядами, а я потом дрался с ними на поле за школой за то, что взглянуть посмели. Запрещал всем к ней подходить. Они и обходили её десятой дорогой, а она подружкам жаловалась, что совсем парням не нравится. У всех поклонники есть, а она всё одна. Знал, что жестоко поступаю, но не мог даже представить кого—то рядом с ней. Никого к ней не подпускал, но и сам не решался, даже поцеловать не смел. Целовал других, обнимал других, ласкал других, доказывая самому себе, что моя болезнь по имени «Елена» не так сильна. Наивный мальчишка. Чем больше я ей «изменял», тем сильнее тянуло к ней, хотелось в ногах её валяться и прощения просить за каждый поцелуй, подаренный не ей. Но я не сделал этого, пустил всё на самотёк. Девчонкам я очень нравился, сами бегали за мной, записки в рюкзак бросали, на свидания приглашали. А Лена для меня так и оставалась несбыточной мечтой, моим ангелом. Она и не представляла, как на меня действовала: идёт после уроков, рассказывает что—то, а я на её губы смотрю, и поцеловать хочется, аж скулы сводит. Проводив до квартиры, сразу бегу к очередной «давалке» снимать это наваждение. С ума по ней сходил.