Наталия Лебедева - За гранью

– Ой! – взвизгнула медсестра и подскочила как ошпаренная.

– Ничего страшного. Всего лишь сквозняк, – спокойно прошептал Марк, не отрываясь от девушки, только взгляд с ее шеи переместился на грудь.

– Нет, Марк Изотович, я так не могу! Идите к себе! Уже поздно.

Гельман отстранился от нее и медленно провел рукой по изгибам женского тела. Девушка вцепилась в спинку стула во избежание падения.

– У меня очень чуткий сон, – с улыбкой искусителя произнес Марк и направился к выходу. А про себя подумал: «Сначала Бог раздал женщинам по ребру, а потом по мозгам. Но поскольку рёбер у мужчины 12 пар, а мозг только один, досталось далеко не всем».

Утром Алиса проснулась, готовая к борьбе. Плана не было, но решимости хватило бы на повторный штурм Зимнего. О своем ночном приключении она совершенно забыла. Такие события не занимали ее надолго. После завтрака она по привычке прогуливалась по больничному коридору. Дверь в кабинет Борисова была приоткрыта и оттуда доносились знакомые голоса.

– Изотыч, ты мне в отделении всех девок перепортил. Учти, если и эта уволиться, не пережив душевной трагедии, я тебя заставлю по ночам дежурить.

– Брось, Соломоныч. Ты меня сто лет знаешь. Я чист как ангел на исповеди у Люцифера. К тому же она непростительно глупа. Уже завтра все отделение будет знать, что я сплю с ней. Репутацию её это, конечно, не испортит, но и выгоды не принесёт. Ты же знаешь, что я не терплю глупых женщин. Тебе придётся её уволить, но такого места ей больше не найти.

Голоса приближались к двери. Алиса отпрянула назад и быстрым шагом устремилась к посту медсестры, но завернуть за угол не успела.

– Алиса! – девушка узнала голос Марка и резко повернулась.

Лицо ее было бесстрастно, но кулаки нервно сжимались, гоня кровь к порозовевшим щекам.

– Как вы себя чувствуете?

– Почему вы приходите сюда и интересуетесь моим здоровьем? В вашем отделении совсем нет пациентов, за которых стоит переживать?

– Хотелось бы мне, чтобы так оно и было, – он печально улыбнулся. – Вы неважно выглядите: глаза красные. Плохо спали ночью?

– А вы? – она вернула ему вопрос и в глазах сверкнул вызов.

– Я уже давно плохо сплю. Издержки профессии.

– А вы ложитесь спать в одиночестве, тогда будете отлично высыпаться, – раздраженно произнесла Алиса, чувствуя, как краска заливает лицо.

– Я учту, – Марк снисходительно улыбнулся и ушел.

Алиса же осталась наедине со своими непонятными чувствами. Расстроенные, не без ее участия, любовные похождения Гельмана почему-то грели душу, разжигая там дьявольский огонек удовлетворенного женского самолюбия.

А через пару дней Марк уедет на учебу в Москву. Алиса узнает об этом все от той же развязной медсестры, которая будет выражать глубокую тоску в отсутствии мужчины, без стеснения делясь с коллегами подробностями их начинающегося романа. На Алису же эта новость не произведет никакого впечатления, пока их новая встреча не изменит ход событий.

Ангел слетел с ума.

Хранитель перегорел.

Заложил в ломбарде два крыла.

Сатана на кассе побледнел!

Марк вернулся домой и жизнь вошла в прежнее бурное русло. Но даже работа на пределе человеческих возможностей не могла отвлечь его от мыслей о той рыжеволосой девочке. Алиса не выходила у него из головы, что-то тревожило, пугало, тянуло. Необъяснимое чувство ответственности за ее судьбу камнем лежало на сердце. Марк нашел историю ее болезни, адрес и, не задумываясь над тем, зачем он это делает, отправился туда.

Это был старый двухэтажный дом с кирпичным первым этажом и деревянным вторым. Фундамент, если он когда-то и был, заметно ушел под землю, отчего окна первого этажа сравнялись с землей. Такие убогие домики повсеместно строились на окраине города в конце сороковых годов двадцатого века пленными немцами. Марк подошел к подъезду. Единственным украшением перекошенной облезлой двери без ручки служила фраза, написанная ярко-салатовой краской, «Алиса, я тебя люблю!»

– Значит, не ошибся, – тихо произнес он и зашел внутрь.

В нос ударил запах земельной сырости и старого дома с его прогнившими полами. Из грязного окна между этажами пробивался слабый луч заходящего солнца, освещая крутую деревянную лестницу и летавшую над ней пыль, похожую на мерцающий первый снег. Марк сделал неосторожный шаг вперед, оступился и чуть не грохнулся плашмя, но пролетел вперед до самой лестницы и затормозил у нижней ступеньки, ухватившись за перила. Выпрямившись и поправив пальто, он обернулся. На полу между двух гнилых досок зияла дыра, а рядом лежал кусок листового железа, видимо именно он в свое время прикрывал огромную щель. Гельман, не различив его в сгущающихся сумерках, одной ногой сдвинул лист с места, а второй угодил точно в дыру. Решив больше не рисковать здоровьем, он нащупал на стене выключатель. По коридору разлился слабый желтоватый свет от единственной лампочки под потолком и у Марка появилось желание вернуть все как было, щелкнув тумблером в обратную сторону. Картина, представшая его глазам, была жалкой и убогой, если не сказать отвратительной. Вдоль стен стояли старая газовая плита, стремянка, этажерка для цветов, детская коляска с дырявым матросом в ней. Судя по характерному запаху, здесь располагалось лежбище бездомных кошек. Под лестницей были разбросаны детские игрушки и старая кухонная утварь, также служившая для игр местной детворы. Дверь одной из квартир первого этажа была выбита и приставлена справа от дверного проема и в своей печальной убогости походила на крышку гроба. Марк поморщился и начал осторожно подниматься по обветшалой лестнице, на этот раз внимательно смотря под ноги. Вдруг он остановился на верхней ступеньке и повернулся к окну. На новой итальянской паре обуви четко отпечатались следы недавнего конфуза: на левом ботинке прочертились две глубокие царапины, на правом мягкая кожа повисла лоскутом.