Анастасия Потемкина: Вспоминай обо мне

— Тебе придется есть. Ты не на курорт попала, здесь другие правила. Чем раньше ты это поймешь, тем проще тебе будет.

— Проще для кого? — я перевожу свой взгляд на нее.

— В первую очередь для тебя. — мне не хотелось спорить. У вас бывало чувство что жизнь, буквально, покидает вас? Просто не хочется жить. Хочется уединения и покоя. Я слишком устала. В палату заходит молодая женщина в белом халате и косынке, под которой прячется кипа светлых волос. У нее чистые голубые глаза, и мягкие черты лица.

— Завтрак. — проговорила она скорее Светлане Борисовне, чем мне.

— Хорошо. Аня, ты пойдешь сама или…?

— Сама. — я отодвигаю одеяло. На мне все еще сорочка в пол белого цвета. Эту одежду мне принесли вчера вечером. На столе лежат мои вещи. Джинсы и белая майка.

— Тебе стоит переодеться. И не задерживайся. — Светлана Борисовна встает со своего места, и выходит вместе с другой женщиной. Я тяжело сглатываю. Конечности меня не слушаются, а на своей руке я замечая след от укола. Значит, мне вчера что-то вкололи. С большим трудом натягиваю джинсы и майку. Шея затекла после долгого сна, и я разминаю ее, от чего она похрустывает. Как только я застегнула сандали, вошла Светлана Борисовна.

— Умница. Пошли. — она открывает передо мной дверь, и я выхожу в знакомый коридор. Здесь немного прохладно, и кожа покрывается мурашками. Она подводит меня к большой черной решетке, за которой скрываются маленькие столики на четыре человека. Здесь уже сидят люди, а на их столах стоят каши. Овсянка, кажется.

— Проходи. — она открывает эту решетку в виде узоров, пропуская меня внутрь. Здесь стоят два санитара. Окружающие внимательно следят за каждым моим действием, затаившись. Словно хищники на охоте, готовые броситься на свежую жертву. Я занимаю свободное место, и маленькая старушка напротив рычит. Я вздрагиваю от этого звука.

— Тишина. — кричит один из санитаров, и бабушка смолкает. На столах пластмассовые ложки и тарелки. Видимо, чтобы мы не навредили себе. Меня откровенно тошнит при виде еды.

— Ешь. — шепчет парень рядом со мной, наклоняясь над тарелкой.

— Я не хочу.

— Не будешь есть сама, накормят насильно. — этот парень чуть старше меня. Черные волосы, высокий, с карими глазами. Худым его не назовешь, скорее жилистый.

— Насильно?

— Привяжут к стулу, заткнут нос прищепкой и будут кормить. Лучше сама. С полной тарелкой тебя отсюда не выпустят. — я огромными глазами смотрю на него, и не замечаю ни одного намека на шутку. Трясущимися руками, я хватаю ложку, но она падает.

— Успокойся. — я киваю головой, и приказываю себе собраться. Поднимаю ложку, но руки так и трясутся. Я зачерпываю большую порцию каши и засовываю в рот. Меня тошнит, и я закрываю рот рукой. На вкус это самое отвратительное что я когда-либо пробовала. Не могу заставить себя проглотить этот комок, и на глазах наворачиваются слезы.

— Запей. — шепчет парень. Я берусь за стакан с чаем и отпиваю глоток. Быстро сглатываю, и выпиваю еще пол стакана, в желании избавится от привкуса.

— Маленькими порциями надо есть и глотать сразу, чтобы вкуса не чувствовать.

— Учту. — косясь на санитаров, произношу я.

— Виталик.

— Аня. — так началось наше не долгое знакомство. Сейчас могу сказать что это был единственный человек с которым я не пожалела что встретилась. У него есть много четких позиций, и с некоторыми я буду согласна. Возможно, я действительно бы превратилась в психа, не будь его рядом. Он не солгал. Нас не выпускали пока не совершился обход, и санитары не убеждались в том, что все тарелки чисты. Мне они уделили особое внимание. Возможно, каждый новенький проходит через их руки. Я была благодарна за предупреждение Виталика. Я бы не перенесла такого отношения. Нас отвели по палатам, строго запретив выходить. Через пять минут, когда я всматривалась на улицу, где уже вышло солнце, вошла медсестра. У нее был металлический поднос со стаканчиками.

— Белова Анна? — спросила она. Я кивнула. — Пей.

— Что это? — вертя в руках маленький стаканчик с красной капсулой и двумя маленькими таблетками, спросила я.

— Твои таблетки, врач прописал, пей. — она подала мне пластиковый стаканчик и налила из бутылки воды. Я высыпала содержимое себе в рот, и запила водой. Трясущимися руками, отдала стаканчик сестре. Она ушла, не сказав мне ни слова. А я упала на стул. Достав из-под подушки альбом, я принялась пересматривать снимки. В самом конце я наткнулась на снимок сделанной моей мамой в тот самый вечер. Вечер, когда его не стало. В его глазах столько любви, тепла. На губах расползлась улыбка, а на глазах появились слезы. Я просидела до обеда, слушая крики и вои пациентов. Мне самой хотелось биться головой об стену. Выть от одиночества. Твою мать, это самое жесткое что со мной могло произойти. Быть запертой в четырех стенах, смотреть в стену, остаться наедине со своим горем. Когда щелкнул замок, я подумала что у меня галлюцинации. Как оказалось нет. Ко мне зашла все та же медсестра.