Алла Полански - Кофе по-ирландски

Ругательства негромкие… Да кто это, чёрт побери? Спросонья или под действием наливочки почти перестала понимать, что творится.

Дверь распахивается так, что ручка чуть было не попала мне в солнечное сплетение. Ни фига себе!

Да это… это Тёма!

От неожиданности лишилась дара речи. Как дура стою за дверью и молчу. Включился свет.

– Твою мать! Опять Маша свои сундуки по дому раскидывает!

Грохот. Он ударил ногой по моему новенькому чемоданчику на колёсах. Ну это уже слишком!

– Кхе-кхе…

Резкий разворот в мою сторону, бросок – я в охапке. Свет выключается – моё тело уже на кровати, тесно придавленное Тёминым.

На моих губах его ладонь. Я его почти не вижу, едва различаю лишь безумно горящие глаза. Мне страшно…

Крепкая рука не даёт промолвить ни слова. Глаза со сверкающими в них чертовскими огоньками опускаются к моей шее. Поцелуи, от которых перехватывает дыхание… Я пытаюсь избавиться от его ладони, но он не позволяет. Целует всё ниже и ниже.

Не могу лежать без движения, это просто невыносимо, но с каждой секундой лишь сильнее оказываюсь прижата к матрасу.

Тёма со мной почти жесток, но именно от этого я почему-то получала ни с чем не сравнимое блаженство. Блаженство быть в его власти.

Когда он затих, опустив голову на мою грудь, только тогда заметила, что футболки у меня больше нет. Она обрывками свисала с туловища. Попыталась хотя бы от них освободиться, но мои неловкие движения вызвали странную реакцию: Тёма вновь набросился на меня, однако в этот раз он был нежным, неторопливым, как будто старался напиться мной, как будто готов был сделать что угодно, лишь бы это ночное наваждение не стало явью, не исчезло, растворившись в наступающем новом дне.

Мы вновь и вновь сливались в единое целое, перебарывая усталость, пытаясь растянуть время, потому что невероятно ужасным казался неумолимо наступающий рассвет. Рассвет, который мог вернуть нас в реальность. Рассвет, который так часто нас разлучал.

Но оказалось, мы зря боялись рассвета. Очень быстро выяснилось, что в доме мы… одни. Записка на столе: «Уехали. Сначала поедем на рынок рано утром, потом – в гости. Не ждите нас. Будем только завтра».

Самое забавное, что мы так и не сказали друг другу ни слова. Все пронеслось как в немом кино… Я ушла в ванную, включила душ и просто наслаждалась струями тёплой воды, пока не пришёл Тёма. Мы стояли под душем вместе, обнявшись.

Голова совершенно пустая.

Завтрак из бутербродов с икрой и кофе.

Выйдя покурить во двор, заметила одну особенность – туман. Питерский туман. Как же я его ненавижу сейчас, и как же я его полюбила в то самое невероятное утро.

Вот, сквозь, казалось бы, беспросветную дымку начали прорываться лучики солнца. Мне почему-то стало так весело… Я вскочила с крыльца и побежала прямо босиком по траве. Кружилась и ощущала прохладу росы, а потом упала на траву и смотрела в небо… Тёма наблюдал за мной молча, и только улыбка на его губах была такой же совершенной, как и блестящие капельки на тонких травинках.

Я поманила его к себе, и он, покрутив пальцем у виска, бросился навстречу, а потом упал рядом. Думала, что он вновь набросится на меня, но Тёма тихо лежал и глядел ввысь.

Нет, я не могла больше ждать.

Мы перекатывались по газону, сменяя друг друга сверху. Вряд ли в моей жизни повторится тот восторг, который я испытывала там, на траве, в росе, в его объятиях.

– Замёрзла?

– Нет, не замёрзла, просто продрогла.

– Марш домой!

– И это всё, что ты мне можешь сказать? – деланно надуваю губы.

Он целует их и шлепком по моей околевшей заднице направляет в дом.

Греюсь на кухне горячим кофе. Вторая чашка ждёт своего хозяина, но он не спешит.

Кофе почти остыл, и тут заходит Тёма. Волнистые волосы растрёпаны, на теле прилипшие травинки.

Прихлёбывает кофе.

– Пойдём в баню греться! – предлагает спонтанно.

Это был один из самых счастливейших дней в моей жизни. Мы бесились, словно дети. Стегали друг друга вениками, хохотали, обливались шампанским, дурачились, как только могли.

Мы прыгали в прудик с мостика «бомбочками». Наконец, мы любили друг друга там, где хотели. И в прудике тоже.

Мы бегали вокруг дома, играли в прятки с такими интимными правилами, что краска заливает лицо даже при воспоминании о них.

Тот день стал апогеем нашей любви. Мы превратились в один организм, в котором не приходилось договариваться о чём-либо. Если проголодались, то оба, если хотели друг друга, то это тоже оказывалось взаимно.