Анеле Лантана - Сгоревшая под дождём

Внутреннее убранство гостиной, куда я попал, пройдя маленький тёмный коридор, полностью соответствовало его хозяину; в нём я не заметил и намёка на вычурность. На светло-коричневых стенах висело с дюжину картин разных размеров. И на всех до единой была изображена природа – то берёза у реки, то подсолнухи под голубым безоблачным небом, то зимний лес. Мебель была явно недешёвая, да к тому же нестарая. Подлокотники кресел, обитые чёрной бархатной тканью, ещё не затёрты руками жильцов, а дерево столов и стульев так сияло, будто к ним ни разу не прикасались.

– Вы будете чай или что-нибудь покрепче? – осведомился Андрей Иванович.

– На ваше усмотрение, – улыбнулся я в ответ.

Хозяин удалился в другую комнату. И в доме вдруг стало так тихо, что пару первых минут я даже боялся нарушить эту тишину, посему стоял неподвижно и старался негромко дышать. Однако потом опомнился и, тихо посмеявшись над собственной неуместной осторожностью, рухнул в кресло. Через несколько мгновений у меня на коленях уже сидела большая серая кошка и облизывала передние лапы. И я вдруг мысленно окрестил этот уютный дом приютом мира и добра. Уж очень приветливы были его обитатели. И мне так не хотелось думать, что моё убеждение ошибочное.

Наконец Андрей Иванович вернулся откуда-то с двумя бокалами и бутылкой вина в руках. Я как заядлый противник алкоголя не сильно обрадовался этому жесту хозяина. Но мне казалось неразумным выражать по такому пустяку недовольство, поэтому сделал вид, что меня всё устраивает, охотно притянув к себе поставленный на маленький деревянный столик бокал. Наполнив оба бокала вином, Андрей Иванович присел в кресло напротив и сказал:

– Сегодня, Геннадий, не совсем обычный день для меня. В этот день ровно пол века назад моя матушка произвела меня на свет. И, думаю, если ты узнаешь, что я ни разу в жизни не отмечал день рождения, то такое обстоятельство, что на сей раз я отмечаю его в компании едва ли знакомого мне юноши, не покажется тебе слишком странным.

Хозяин приподнял свой бокал и стукнул его о мой. Потрясённый столь удивительной новостью, я уставился на мужчину, делающего один глоток вина за другим. С этой минуты я готов был сделать из него чуть ли не своего кумира. С такой невозмутимостью и даже иронией заявлять о своём полувековом юбилее может только человек крайне простой и лишённый всякой эгоистичности.

– Я забыл, – воскликнул хозяин и, хлопнув ладонями себе по коленям, начал озираться по сторонам.

– О чём забыли, Андрей Иванович? – чуть слышно спросил я, окидывая его любопытным взглядом.

– Закуски-то нет, – пожал плечами он и позвал какую-то Зину. В то же мгновение в гостиной появилась полная невысокая особа преклонных лет с красными волосами до плеч и в белом, что снег, фартуке. Она встала напротив столика, за которым мы сидели с хозяином, и взглянула на меня с таким презрением, словно я был особо опасным преступником, да к тому же уродом и последним неряхой. Выражение её лица испортило мне настроение, и я сразу возненавидел эту женщину.

– Зина, – обратился к ней хозяин, – принеси-ка нам с моим другом сыра и ветчины. И режь их, пожалуйста, тоньше, а то прошлый мой гость имел неосторожность подавиться одним твоим щедрым куском.

– Хорошо, Андрей Иванович, – кивнула женщина и сверкнув на меня своими чёрными злыми глазами, удалилась.

– Ваша жена? – поинтересовался я у хозяина.

– Кто, Зина? Конечно, нет. Это моя домработница. А жена умерла восемь лет назад.

– Сочувствую, Андрей Иванович. Вы, должно быть, очень её любили?

– А как же? – вздохнул хозяин. – Влюбился в неё ещё в школе. И до сих пор не могу разлюбить. Только она у меня и была. На других женщин никогда даже не смотрел.

На глазах его заблестели слёзы. Плачущий крепкий мужчина с хмурым лицом выглядел немного комично, поэтому особой жалости не вызывал. Впрочем, долго наблюдать за его страданиями мне не пришлось. Стоило Зине вновь очутиться в гостиной, как на его лице появилась лёгкая улыбка. Он жадно выхватил из рук домработницы тарелку с нарезками. И отпустив женщину, спросил:

– Откуда же, вы, Геннадий, пожаловали?

– Из Москвы, – ответил я. – Мой врач посоветовал мне выбрать менее загрязнённый город.

– А что же, вы больны?

– Да, бронхиальной астмой. Всю жизнь, сколько себя помню, столько и болею.

Хозяин сложил руки в замок и окинул меня жалостливым взглядом, что было мне в какой-то степени неприятно. Я ведь никогда не считал себя инвалидом и лишнее сострадание мне было ни к чему.