Юлия Резник: Близкие люди

– Ну, что это? Кто так пишет, а, Полярникова? Сколько лет тебя учу, а ты?! Вот говорил я тебе идти в женский журнал, клепать статейки о моде, или на главном канале фейсом торговать – там тоже много ума не надо, а ты в серьезную журналистику приперлась… – ругался он, пролистывая ту самую статью, что она принесла ему лично на утверждение. Смочил палец во рту, перевернул страницу. Вскинул на Лизу взгляд поверх очков и, увидев, что с ней происходит, вскочил со стула. – Эй! Лизка, ты чего это?

В другой ситуации Лиза непременно бы огрызнулась, ну, или отшутилась – в зависимости от степени близости к ПМС, а тут… сжалась вся, низко-низко опустив голову, и заплакала, орошая крупными слезами разбросанные на столе документы.

– Да я же так, Лиз… Ты чего, обиделась, что ли? – испугался Аркадий Семенович. – Я же так… – повторил. – Как обычно. Без задней мысли!

Лиза кивнула. Мол, понимаю. С Дубильетом у них были сложные отношения. Потому что она каждый раз рисковала, а ему все время казалось, что слишком. На этой почве у них происходили такие конфликты, что мама дорогая! И на мат переходили, и на крик… Чего только Лиза ни слышала в свой адрес. Но это никогда ее не задевало. Никогда! Она знала – шеф орет не со зла, а скорее для проформы. Уверенный, что она один черт поступит по-своему. Понимая, как она рискует, и очень остро переживая свою за нее ответственность. Аркадий Семенович делал все, чтобы защитить сотрудников редакции. Но он так же прекрасно осознавал, что не всесилен. За последние пять лет в их редакции было убито пять журналистов. Выходит, по одному в год. И Полярникова в любой момент могла стать шестой. В общем, чтобы этого не случилось, шеф всеми силами пытался удержать Лизу в тылу, а она с таким же упрямством рвалась на передовую. Поэтому и ругались.

– Лиза… – осторожно протянул Дубильет.

– Что? – шмыгнула носом та.

– Иди домой, девочка. И не слушай меня, старого дурака. Ты молодец. Я тобой горжусь.

Да уж! Нашел способ, как ее успокоить… Лиза всхлипнула еще громче. Он ведь никогда ей этого не говорил! А ей было важно его признание. Еще совсем недавно было так важно. Но сейчас Лиза оказалась настолько расшатанной, что не смогла правильно отреагировать. И заревела в голос. Уткнувшись носом в бок шефа. Забыв о том, что через стеклянные перегородки, отделяющие его кабинет, за ними наблюдает едва ли не вся редакция.

– Мне кажется, я выдохлась, перегорела. Ничего не хочу, – созналась Лиза. – Это так страшно. Когда ничего не интересно, когда ничего не радует, и ничего не хочется.

– Ну, что ты, Лизка… Прорвемся. Мы уже с этим справлялись…

Да, несколько раз за свою карьеру Лиза выпадала из обоймы. Один раз – на два месяца. Второй – на четыре. Когда на нее обрушивалась депрессия со всеми сопутствующими этому состоянию «прелестями». Дубильет и тогда Лизу поддерживал. Именно он нашел для нее отличного психотерапевта. И даже, смешно сказать, зарплату перечислял исправно.

И ведь справились. Да…

«Изменчивость жизни тем и хороша, что все проходит. Даже плохое», – вспомнила Лиза однажды сказанные ее психотерапевтом слова. Но те не отозвались в ее сердце нужным образом. Там было пусто.

Кое-как успокоившись, Лиза вернулась домой. И пролежала так… А черт его знает, сколько. Пока обеспокоенные родители не позвонили тому самому психотерапевту. Антидепрессанты немного помогли. Разговоры – не очень. Но, по крайней мере, Лиза начала вставать. Выходить по совету врача на улицу. Хотя рекомендованные ей для поднятия настроения прогулки не давали нужного эффекта. Осень вступила в свои права. Обернула город в саван, сотканный из дождя и тумана. Под которым Лиза все равно узнавала их с Сережей город. И каждый фонарный столб, каждая скамейка, кафе, станция метрополитена… все в этом городе было связано с ним.

Лиза топтала начавшую опадать листву. Вдыхала ее прелый запах. И думала лишь о том, что все могло… нет – должно было сложиться иначе. И осень эта… Чертова осень должна была быть другой. Но Сергей погиб. А билеты в Париж сгорели – она даже не потрудилась их сдать.

Наиболее тяжело ей пришлось как раз в день годовщины. Будто предчувствуя это, ей всеми силами пытались помочь. Нагрянули родители, позвонили подруги. И даже родители Серого позвонили. Впервые именно они, а до этого Лиза каждый день звонила им сама. Чтобы те не чувствовали себя забытыми. И никому не нужными.

Но ближе к вечеру гости разъехались. Лизу окутала тишина. Которую раньше она воспринимала как счастье – в тишине ей хорошо думалось и работалось, а когда Серый был дома, тот наполнялся звуками. Как приятными ей, так и выводящими порой из себя – трескотней включенного телевизора, хлопаньем дверей, лязганьем штанги, ненормально громким хрустом яблока, зычным голосом мужа, когда тот разговаривал по телефону, рычанием блендера, в котором он взбивал свой протеиновый коктейль…