Дэй Лакки - Девочка

Большие ворота бесшумно распахнулись и машина заехала внутрь. В темноте угадывались очертания огромного дома. И выглядел он, прямо скажем, зловеще. По своей воле я бы ни за что не вошла туда.

Но выбора не было. А еще я устала бояться. За последние несколько часов моя способность испытывать страх словно бы перегорела, как перегорает лампочка, если дать на неё слишком сильное напряжение.

Автомобиль проехал по дорожке и спустился в подземный гараж, где стояло около двух десятков машин. Зачем нормальному человеку столько авто? У него же всего лишь одна задница.

Ну, видимо, эта задница любила разнообразие. Кстати, может, для разнообразия ее хозяин меня только попугает немного и отпустит с миром? Никогда ведь не поздно сделать доброе дело.

– Пойдём, – сказал Райан Фаррелл и заглушил мотор.

Судя по голосу, он точно не был настроен на добрые дела.

Я вылезла из машины и плотнее запахнула куртку. Здесь было довольно холодно, пахло бензином и металлом. Ничем не примечательный лифт, точь-в-точь как в офисе, через пару секунд мягко распахнул двери посреди холла, оформленного с той сдержанной роскошью, которая выдает жилища людей, давно привыкших к богатству.

Казалось, сейчас, как в фильмах, появится дворецкий в расшитой ливрее. Но вместо дворецкого появилась женщина лет пятидесяти в строгом костюме.

– Элеонора, подыщите комнату для нашей гостьи, – сказал Райан Фаррелл.

Элеонора перевела на меня взгляд, надменно выпрямилась и брезгливо поджала губы. Не сомневаюсь, сейчас она думает: «На какой помойке хозяин подобрал это чучело». А ещё наверняка прикидывает, не следует ли меня для начала обработать от вшей.

– Гостьи? – переспросила она, сверля меня взглядом.

И было в этом взгляде столько презрения, что я сделала то, чего совсем от себя не ожидала. Я схватила Райана Фаррелла за руку, словно ища поддержки.

Но тут же резко отпустила, будто обжёгшись. Боже, как это было глупо и неуместно!

Но Фаррелл будто и не обратил на это внимания.

– Да, Элеонора, – отрезал он. – Отведите её в одну из гостевых комнат.

С этими словами Райан Фаррелл развернулся и шагнул обратно в лифт.

– Я буду поздно, – бросил он через плечо.

И уже через мгновение я осталась наедине с Элеонорой.

Так себе компания. Старая жаба, которая смотрит на меня как на ничтожество.

Город не спал.

Сиял ночными огнями, призывно подмигивал вывесками ночных клубов, стелился под колёса машины освещённой лентой дороги, чернел массивами парков с жадными провалами аллей.

Я всегда любил этот город. Он всегда был моим – даже когда ещё не знал об этом. Он был прекрасен какой-то почти уродливой красотой, протыкал небо иглами небоскрёбов, к окраине растекался грязными пятнами трущоб.

В своё время мне пришлось переехать в загородный дом – ведь многие мои дела было лучше проворачивать подальше от посторонних глаз. Но только в городе я чувствовал себя по-настоящему хорошо. Здесь у меня было что-то вроде места силы, что бы это ни значило.

Тихий рокот мотора, музыка из динамиков и мелькающие огни – то, что нужно, чтобы собраться с мыслями. Вечер складывался совсем не так, как я планировал. Чёртова девчонка нарушила все планы.

Невысокая, хрупкая, отчаянная. Прекрасно понимала, что влипла по полной, но пыталась держаться дерзко. Глаза выдавали. Не глаза – глазищи в пол-лица. Еще немного зелени в них добавь, и люди шарахаться начнут: ведьма, да и только. И в этих глазах я видел страх. И хер знает почему, мне это не нравилось.

Придется с ней повозиться, чтобы вытрясти все, что мне надо. Она хоть совершеннолетняя?

Я старался припомнить, что говорил Миллард о своей сестре. «Малышка Линда», так он её называл. И я представлял себе скорее школьницу с косичками, чем такую вот злющую волчицу. Маленькую, но на вид вполне взрослую.

Зачем ей та запись? Кто ее подослал? Кто подсказал, где она хранится? Как эта девчонка умудрилась вообще пробраться в здание?

Чёрт побери Сэма и всех его вояк с их дурацкими традициями и праздниками! Я дал чёткое распоряжение: не оставлять офис без присмотра ни при каких обстоятельствах. А Сэм этот приказ нарушил. Во всём остальном он был безупречен. Он не страдал излишней щепетильностью и не испытывал особенного трепета перед человеческой жизнью, которая вроде как даётся один раз и всё такое.

Напротив, он отлично понимал, что все мы смертны, просто кое-кому свидание с господом – если он, конечно, есть – следует организовать чуть пораньше.