Ольга Левонович - Тропинка на ковре

В просторной, чистой, но пустоватой кухне – ни календарей на стенах, ни открыток в буфете, подруг усадили на широкую скамейку со спинкой. На столе очутилась чашка с пирогами, плошка со сметаной, тарелка с яйцами, а рядом с электрическим самоваром встало в ряд пять больших, чуть не литровых, кружек.

Татьяна болтала без умолку, вела себя по-свойски, хвасталась напропалую своими портняжными успехами, а Галя сидела тихо, как мышь, только глаза поблескивали. И Таисья Ивановна поглядывала на неё так осторожно, словно боялась обжечься.

Вошёл в дом Андрюшин отец, Семён Петрович Клёнов, крепкий гриб-боровик, лысоватый, с носом-картошкой и округлым добродушным лицом. Поздоровался, крякнул, потирая руки. Последним появился Андрей, свежий, румяный, с мокрыми волосами, и мать начала носиться – наливая чай, подавая ложки и пододвигая гостям угощение.

Здесь, в родном доме, Андрей был совсем другим. Более домашним, но и отстранённым. На Галю он вовсе не смотрел, даже не взглянул ни разу. Прихлёбывал горячий чай и коротко отвечал на вопросы отца, которому именно сейчас приспичило расспрашивать, что сын сделал по хозяйству.

Галя почти не слышала, о чём говорят за столом. Воркотня оживлённой Татьяны, покряхтывание Семёна Петровича, короткие реплики Андрея, вздохи матери… Гале захотелось уйти. В этом тёплом чужом мирке ей показалось нестерпимо одиноко, словно невидимая стена стояла. Она и хотела бы, но не могла раствориться, как Татьяна, в атмосфере этого светлого, но чужого дома. Семён Петрович, балагуря, обращался и к Гале, но поняла, что для него она – подружка Татьянина, а с Андреем он её никак не связывает. Или не хочет связывать.

После чаепития выбрались на улицу.

– Так что ждём вас, девки, завтра. У меня именины, родню соберём, а у вас, молодых, – он кивнул на сына, – своя компания будет.

– Ты чего смурная? – шепнула Татьяна подруге, – Как тебе свекровушка со свёкром? Ох, и пироги Таись Иванна печёт! А поёт как! Завтра услышишь.

Галя не успела ничего ответить, как за спиной оглушительно затрещало, и, чуть не наехав колесом Татьяне на ногу, вплотную подъехал мотоцикл.

– Ты гляди, из Дюхиных ворот такие две девушки выходят! Вот и тихоня! – заявил парень за рулём, черноглазый, смуглый. Цыган, да и только. Он откровенно разглядывал Галю. Из-за его спины тянул шею, щерился в улыбке пацан, усыпанный веснушками, которого Галя сразу окрестила Конопатым.

– Чёт-то у тебя, Танюха, подруга шибко строгая, – не унимался Цыган, – Замужем, поди? Или нет? Кто тогда из вас Дюхина невеста?

– Ехай, куды собрался, – в тон отвечала Татьяна, – Нечего на чужих девушек заглядываться.

– Да я на тебя насмотрелся уже, дай с зеленоглазенькой поговорить. Ишь, отвернулась.

– Вали отсюда, – Татьяна пнула ногой по колесу. Конопатый радостно заржал.

Через секунду мотоцикл взревел, и унёсся по сельской улице, поднимая пыль.

– Дурак… – Татьяна раскраснелась, – Это Вадим, бабник наш. Ни одну не пропустит. Даже к замужним лезет.

Дома она деловито распахнула шифоньер:

– Посмотрим, что тебе из моего шмутья подойдёт. Завтра в гости идём.

– Может не пойдём, Тань?

– Почему это не пойдём? Что там у вас с Андрюшкой – не моё дело, у меня там другой интерес. А ты за компанию пойдёшь. Не идти же мне одной.

– А подарок?

– Придумаем что-нибудь.

На другой день, едва Галя с Татьяной вошли в клёновский двор, как на них будто сеть набросили из цепких старушечьих взглядов. Старушки сидели на скамейке во дворе, в ряд, словно сёстры – в одинаково длинных юбках и разноцветных платках.

Галя поздоровалась, бабки приветливо закивали головами. А крайняя спросила:

– Ты чья, доча, будешь?

– Приезжая она, – деловито ответила Татьяна, и Галя увидела себя с подругой как бы со стороны. Татьяна – крепкая, грудастая, щёки – словно спелые яблоки. Она, Галя, – замухрышка. Тонка в кости, худовата. «Ну и что с того! – сердито подумала она, – Какое вам дело до моего тела!».

Сидели за столами долго. Наконец молодёжь вымелась во двор, прыгать под хрипучий магнитофон. Татьяна заскочила в дом, потянула Галю за рукав:

– Чего сидишь! Вадим о тебе уже два раза спрашивал. Пошли!

– А где Андрей?

– Не знаю. Пошли!

– Погоди, – отмахнулась Галя, – слышишь – поют!

Татьяна повертелась, да и убежала. Галя осталась за столом, рядом с молодыми женщинами, которые, как и она, слушали молча. А бабушки и несколько пожилых сельчанок, в том числе и Таисья Ивановна, пели старинные казачьи песни.