Кристина Лин - Подари мне свет

Ярко-голубые омуты медленно моргнули несколько раз, а потом закрылись. Густые черные ресницы не наращены, сейчас мне это хорошо видно, это ее собственные такие. Неужели Бог еще создает такую красоту?

Хватит думать о ней, нужно действовать. Смело и решительно, как обычно. Перевожу взгляд на живот. Только так, не смотри на лицо.

А ярко-синие омуты все равно, будто стоят перед мысленным взором. Еще и смотрят так умоляюще, будто говорят: «смотри, ничего не испорти».

Я никогда не был трусливым. Да и операции такие делаю почти каждый день. Но сейчас мне особенно трудно, хотя случай этот не запущенный. В целом, прогноз хороший, нагноений еще нет. Вероятность благоприятного исхода очень высока. Нужно только сделать все, как надо. Будто она мне посторонняя. Что я несу? Она и есть посторонняя. Случайная, которых много.

Сколько красавиц уже побывало в моем кабинете? Не пересчитать. И, если нужно было резать, резал, не задумываясь. Потому что так надо. Работа такая. Жизни спасать. А с этой не так. Жаль ее фарфоровую кожу, идеально плоский живот. Как по себе режу, только без наркоза. Но это вынужденная мера, иначе девчонку не спасти.

Вот и все. Только зашить осталось. Маленькие надрезы совсем вышли, их и не заметно будет потом. Аккуратно сработал, с душой.

Накрываю ее простыней, а потом киваю анестезиологу. Он понимает без слов, пора выводить из наркоза. Операция окончена.

– Просыпаемся, – говорит анестезиолог.

Я молча наблюдаю, как густые ресницы шевельнулись, дрогнули. Она открыла глаза. Потом тяжелые веки снова стали слипаться.

– Не спим, просыпаемся, – тут же сказал анестезиолог, не давая ей снова провалиться в сон.

Он знает, что делает. Но я видел много вот таких пробуждений, и по своему опыту знаю, что пациенту в этот момент очень непросто. Кто-то начинает кричать, кто-то материться, а у кого-то начинается рвота. Все по-разному реагируют на наркоз. Но эта девочка оказалась сильнее, чем я о ней думал.

– Уже все? – прошептала она хрипло.

– Операция прошла успешно, – отзываюсь я, – сейчас вас доставят в палату.

– Спасибо, – шепчет одними губами в ответ.

От ее «спасибо» защемило под ложечкой. Черт, а ведь я никогда не был сентиментальным. До этого дня мне казалось, что я постепенно превращаюсь в мясника, которому уже все равно, кого и как резать. И вот, пожалуйста, стою и не знаю, что сказать.

– Пожалуйста, – прошептал дрогнувшим голосом, когда ее уже вывозили из операционной.

Мне еще предстоит заполнить карту, документация – наше все. Поэтому иду в ординаторскую. А мысли все о ней, этой девочке с лицом ангела. Что-то изменилось во мне сегодня, дрогнуло. Непонятное. Непривычное. Будто одна эта встреча перевернула мой мир.

Обычный день. Обычная операция. Вот только нет в ней ничего обычного.

Жизнь разделилась этим моментом на до и после. Как бы фантастично это не звучало.

Привычное равнодушие сменилось трепетом. Тем самым восторгом, который был раньше, когда удавалась спасти чью-то жизнь. Потом все как-то приелось. Поток благодарных пациентов не иссякал. Все чаще благодарили деньгами. Кто как мог. И игра в спасение жизней превратилась в конвейер по зарабатыванию денег.

Я стал просто делать свою работу. Тупо и цинично. Делать мастерски. Но холодно, без души. Только равнодушный расчет и твердая рука.

Но сегодня все изменилось.

Разве так бывает? Чтобы одна встреча перевернула весь мир?

Раньше я был уверен, что такое возможно только в сказках, глупых бульварных романах. И, черт возьми, не поверил бы, если бы кто-то сказал, что это может произойти со мной.

Вношу последнюю запись в историю болезни. Закрываю программу. Кажется, все на сегодня. Нет, еще осталось навестить пациентку после операции. Посмотрю, как ее устроили. И с кем? Конечно, в палату к женщинам определили, по-другому никак. Но лучше убедиться.

Выхожу из ординаторской. Мне навстречу идет Людочка, наша медсестра.

– Люда, а новенькую после операции куда разместили? – спрашиваю ее.

– Так в четыреста седьмую, Игорь Сергеевич, – отвечает она бойко. Всегда на позитиве, и это несмотря на то, что ей еще ночь дежурить.

– Спасибо.

Иду в палату, а колени немного дрожат. И чего так волнуюсь, спрашивается? Что такого? Каждый день ведь навещаю пациентов, обычное дело. Но с этой девочкой каждое обычное действие превращается в волнительный ритуал.

Заглядываю в четыреста седьмую. Она лежит на первой койке слева, маленькая и бледная. Одни ярко-голубые омуты на лице, я их сразу заприметил, мимо таких не пройдешь.