Надя Владова: Эта женщина в воде

Глеб резко прервал раздумья, – стал замерзать на балконе.

– Аньк, ты спишь? – спросил он, проходя мимо спальни на кухню. В ответ тишина.

В следующие выходные они отправились в родное село на банный день. Всегда останавливались у её родителей, потому что его старики умерли десять лет назад в один год, а к занявшей отчий дом сестре Глеб заходил редко. Тесть с тёщей, не в пример диковатой сестре, всегда радушно принимали гостей. Поэтому и ехать к ним хотелось, и помогать старикам.

Дистанцию в пятьдесят километров преодолели минут за сорок. Анна по давно заведённой привычке вышла из автомобиля и стала оглядываться по сторонам.

Да-а-а-а… Поздний ноябрь село не красит. Художница-осень оставила ему скудную палитру, так легкомысленно-неравномерно раздарив краски сентябрю с октябрём. Бедный ноябрь! Куда ни глянь, серость да пожухлость.

От стоявшего на окраине улицы Аниного родительского дома виднелся голый лес. Днём он казался мрачным, а с наступлением темноты жутким. Кругом сыро. Когда-то удобные подъездные пути раскисли от непросыхающей слякоти. Живая природа будто затихла в предчувствии скорых холодов. Удручающую картину дополняет местное вороньё, вечно каркающее и нагло правящее здешним миром вместо миленьких и юрких пташек.

И только ёлка в палисаднике стоИт величавой царицей на фоне унылого сельского пейзажа: «Привет, моя красавица!» – всегда мысленно здоровается с ней Анна, а дерево словно улыбается ей в ответ. Эту ёлку посадил любимый дедушка-фронтовик, она стала символом и талисманом отчего дома. Анна улыбнулась при воспоминании о детстве. Летом под пушистыми лапами она порой засыпала в прохладной уютной тени в импровизированном домике, а зимой взрослые забавно тащили лестницы, приспосабливали их как-то, чтобы достать до высоты и нарядить это пушистое чудо к Новому году. Всё осталось в прошлом, но только не величавая ель, которая словно говорила Анне: «Никогда не сдавайся, вот видишь, кругом всё плохо, серо и убого, а я стою, выживаю, всем неурядицам и годам назло». Ну, не дерево, а прямо символ оптимизма!

Женщине стало радостно на душе. А потом стало ещё веселее, – супруги потянули носом окружающий воздух, пахнущий банным дымком. Приятный, с пряно-копчёной отдушиной, дымок. Глеб обнял любимую жену за плечи, вместе пошли к калитке. Ух! Красота!

Первыми в баню, как водилось у них в семье, пошли муж и отец.

А мать, улучив момент, начала про своё:

– Ну, что, ходила, как я просила, свечи ставила? – спросила у дочки.

– Да, мам, – неохотно отозвалась дочь, – всё как ты велела.

И далее начиналась привычная для Аниных ушей за последний год излюбленная мамина тема про порчу. Я ходила в соседнее село там к одной гадалке… Сон твой нехороший – это знак… Нужно читать молитву сорок раз… Детей у тебя нет тоже из-за порчи… Да, в соседней области монастырь есть мужской, там батюшка хороший, к нему нужно съездить… И к Аграфене время выбери, сильная знахарка…

Анна внешне не перечила матери, понимая материнское желание помочь дочери, сделать её жизнь полной и счастливой. Понимала также, что у пенсионерки и интересов-то больше не осталось, как заготовки разносолов на зиму, да оккультные вещи. А она, понимающая и покладистая с виду дочь, всё равно втихомолку поступит по-своему. Но знахарку и батюшку посетить нужно, ведь все врачи женские заверяют, что она здорова, а детей совместных отчего-то нет. У овдовевшего Глеба остался сын, которого слёзно выпросила себе тёща, родная бабушка мальчонки.

На обратном пути к дому Анна рассказала Глебу про мамины оккультные ухищрения и происки, однако темы деторождения коснулись вскользь. Другое дело – сон.

– Ну, ты подумай, ну неспроста же мне какая-то нечисть сниться стала, – распалялась пассажирка, – тону, всё тону, а эта русалка такая мерзкая, скользкая, противная, что словами, Глеб, не передать. – Лицо вроде как человечье, вроде как знакомое даже.

– И чего она тебя, топит что ли? – заинтересовано спросил муж.

– Да знаешь, не совсем я понимаю, что ей нужно, вроде, как и помочь хочет, выталкивает меня к берегу, но, в то же время, насмехается, долго смотрит, как я барахтаюсь. – Жуткий сон, Глеб, не передать словами.

– А место знакомое? – спросил снова водитель.

– Нет, – уверенно произнесла супруга, – этого колдовского озера я точно не знаю.

Остальную часть пути они болтали про дела житейские.

– Ты посмотри, какой теремок отгрохали наши Вердищевы, за версту видать, – колко заметила Лана при виде коттеджа своей институтской подруги Аллы. – А ведь Аллка наша ровесница, смотри как далеко от нас ушла, кто бы мог подумать, что эта серенькая мышенька…