Мира Медунова - Сумеречный муж

Что скрывать, я всегда была немного странной. Когда мои тринадцатилетние подружки обсуждали мальчишек и алчно выведывали, кто кому нравится, я со скукой отворачивалась и погружалась в воспоминания о недавно прочитанной книге, в которой обязательно фигурировали могущественные волшебники, отважные принцы, благородные королевы, ну и, понятное дело, эффектные злодеи.

Размышлять об этих мирах мне всегда было в тысячу раз приятнее, чем слушать жаркие дискуссии сверстниц о том, как правильно целоваться, и их рассказы о собственном чаще всего воображаемом опыте. Вернее сказать, в последнем вовсе не было ничего приятного.

Мама, которую уже тогда мое равнодушие к подобным вещам начинало беспокоить, успокаивала себя тем, что моя женственность (по какой-то непонятной причине она считала озабоченность парнями женственностью) проснется, когда я стану чуть старше. Но и тут ее постигло жестокое разочарование. С годами я не только не менялась, но как будто еще больше костенела в своем «женственном безразличии».

Я не испытывала ни малейшей потребности в мужском внимании и, если б не настоятельные увещевания со стороны родных, наверное, никогда бы и не вспоминала о нем.

Что касается поклонников, то они у меня были; не слишком много, но были, и, откровенно говоря, я бы уже давно могла быть замужем, если бы обладала трезвым и расчетливым взглядом на жизнь. Таким взглядом обладали почти все мои сверстницы, приносившие столько страданий моей бедной маме. Они не задумывались о своих чувствах, они принимали во внимание только то, что у них будет, если они пойдут замуж за того-то или того-то, и наиболее выгодный результат подобных вычислений, в конце концов, и решал их выбор.

Я никогда не имела склонности судить кого-либо, признаюсь, иногда меня даже обуревала зависть к подобной «моральной легкости», но, что бы я там ни думала, поступить точно также я не могла себя заставить. Не могла и все. Мне становилось дурно от одной только мысли о том, что я посвящу свою жизнь человеку, в котором меня привлекает только его квартира, дача или зарплата. И даже страх перед тридцатью годами не мог сделать меня сговорчивее.

Я была бы рада влюбиться, полюбить всем сердцем, на всю жизнь (а разве не это подразумевает брак?), но никому так и не удалось пробудить во мне такие чувства. Кто бы ни ухаживал за мной, я всегда оставалась равнодушной, как асфальт. Таким образом, за очень короткое время я упустила множество обладателей приличного наследства, множество «ребят с будущим», как частенько выражалась моя мама, но, к счастью, ни разу мне не пришлось пожалеть об этом. Я всегда считала и буду считать, что лучше быть совсем одной, чем обречь целых две жизни на вечный обман.

На маму, к сожалению, такая философия нисколько не устраивала. С годами она становилась все более несчастной и, как следствие, все более свирепой по отношению ко мне, так что я уже решительно не знала, что делать. При любом удобном случае она обвиняла меня в жестокости, твердила, что я хочу загнать ее в могилу, и что она жалеет о том, что я родилась девочкой. Конечно, я понимала, что в действительности она так не думает – в ней говорил страх за меня, но все же ее поведение порой приводило меня в бешенство.

Особенно тяжело на меня действовал шантаж с ее стороны. «Если я хоть немного дорога тебе,– обиженно сморщившись, говорила она,– то ты не откажешь этому очаровательному молодому человеку…» А этот «очаровательный молодой человек» – сорокалетний бык, успевший поменять уже около семи жен. Иногда я даже начинала бояться мамы, во мне поселялась тихая ненависть по отношению к ней. Но это быстро проходило, ведь, пускай и довольно своеобразно, но она желала мне только добра.

Она никогда не переставала давить на меня, а я никогда не переставала бороться с ней. Хотя вообще я с детства отличалась довольно покладистым характером, в этом вопросе я была тверда, как кремень. Однако жить с ней в одном доме становилось невыносимо.

К своему ужасу, я вскоре заметила, что ее панические атаки обладали заразительным свойством. Медленно и как-то совершенно неуловимо они начали воздействовать и на мое мироощущение. Меня вдруг стала приводить в ужас мысль о том, что я могу так и остаться незамужней, хотя еще совсем недавно та же самая вероятность вызывала во мне лишь едкое презрение. Я поняла, что если не хочу превратиться в депрессивную истеричку, то должна немедленно что-то предпринять.

Поэтому, окончив в двадцать один год университет и сразу же устроившись на работу, я съехала от родителей. Это было нелегкое решение, но оно оказалось благотворным для всех нас.