В зале суда не принято шуметь: здесь решается судьба человека.
Сегодня – моя судьба.
Люди заходят, озираясь, ищут свои места и шепотом переговариваются. В основном это знакомые жертвы, ее родственники, соседи.
Я закрываю глаза и превращаюсь в слух. Так легче. Хочется забыться, а еще лучше – унестись в другой мир, где не будет того кошмара, в котором я живу уже месяц. Целых тридцать дней душевных метаний, терзаний и… терпения. Борьбы за себя, за Матвея, за жизнь, за счастье, которое было так близко, почти в руках, но ускользнуло.
Прислушиваюсь.
В мой уголок доносятся редкие звуки: шуршание одежды, скрип стульев, протяжный стон ежеминутно открываемой двери. Адвокат сидит недалеко. Вчерашний студент, он не расстается с конспектами, карточками, учебниками. Вот и сейчас шелестит бумажками, что-то перекладывает, бормочет себе под нос, явно повторяя речь.
Сегодня его первое заседание.
Я ни на что не рассчитываю.
Абсолютно.
Решение принимала сама, поэтому и ответственность тоже лежит на мне.
Но чувства разуму не подвластны. Кто же знал, что вмешается этот человек! От отчаяния невольно повторяю про себя:
«Господи, помоги мне выстоять! Помоги!».
На какой-то миг все замирает, и эта тягостная тишина камнем падает на плечи, придавливает к полу. Нет, расслабляться нельзя! Только не уныние, только не это!
Встряхиваюсь, осматриваю зал.
Матвея нет.
Знаю, он не должен прийти. Смена в больнице. Любимый загрузил себя так, чтобы не оставалось времени на страх и раскаяние. Да и нельзя, чтобы нас видели вместе. Пусть лучше пострадает один из нас.
Но… как хочется заглянуть в любимые глаза, почувствовать опору и поддержку. Как хочется…
Глубоко вздыхаю, пытаюсь унять разбушевавшиеся эмоции, и надежда просыпается в душе: а вдруг не выдержит и придет? Наверняка тоже не находит себе места от переживаний.
Не отвожу взгляда от двери. Жду.
Мы двое – сила. Он стройный кипарис, а я лиана, оплетающая ствол. Без него я буду лежать на земле, а с ним тянуться к небу. Мы одна судьба на двоих, делим поровну и радости, и беды.
Беды…
Еще месяц назад я была так счастлива, а теперь сижу за решеткой на скамье подсудимых. Наручники оттягивают запястья, рядом стоят двое конвоиров, свирепо поглядывая на меня.
Наивные! Неужели думают, что я могу убежать, сломав железные прутья.
Тяжелая дверь снова с протяжным скрипом распахивается, напрягаюсь, вглядываюсь в толпу.
Матвея все нет.
От тоски сердце сжимается, на глаза наворачиваются слезы. С трудом сдерживаю рвущийся из груди крик. А он, как кислота, разъедает меня изнутри, превращает душу в кисель.
Тихое всхлипывание отвлекает от созерцания входа. В переднем ряду сидит пожилая пара. Женщина плачет, уткнувшись в грудь мужчине, тот хмурится и поглаживает ее по плечу.
Я знаю, что это безутешные родители жертвы, знаю, но не могу повернуть время вспять и вернуть им дочь здоровой и невредимой. Не могу… А потому боюсь даже смотреть в ту сторону, и сердце заходится от невыносимой боли.
А рядом с ними – этот человек. Кем он приходится погибшей? Жених, знакомый, возлюбленный? Какая разница, мне от этого не легче. Его лицо похоже на каменную маску, белые губы сливаются цветом с кожей, лишь глаза лихорадочно блестят. Сталкиваюсь с ним взглядом и сразу смотрю в пол: волна ненависти накрывает меня с головой.
– Я отомщу тебе! – заявил он мне, когда поймал в коридоре полиции после первого допроса.
Он вытащил меня на лестницу, схватил за плечи и встряхнул так, что зубы щелкнули. Я растерялась, перепугалась до истерики.
– Пустите! Помогите! – закричала в панике. – Кто вы? Что вам от меня надо?
– Кто здесь? Что случилось? – раздался мужской голос с верхних этажей. – Немедленно отпусти девушку!
Топот быстрых ног, пересчитывающих ступеньки, привел в чувство нападавшего.
Незнакомец оттолкнул меня, я потеряла равновесие, упала, он лишь брезгливо отряхнул руки, перешагнул через меня и побежал вниз, крикнув:
– Ты, курица, будешь еще кровавыми слезами умываться, проклянешь тот день, когда появилась на свет.
Этот гад приложил все усилия, чтобы я оказалась на скамье подсудимых. Безжалостный дьявол, мерзкий мажор, золотая молодежь! Никакие доводы следствия, что все улики смазаны, вторичны и нет свидетелей, не убедили его. Не знаю, чем, деньгами или властью, но он добился, чтобы дело рассматривали в суде.
Читать дальше