Юлия Резник - Непохожие

– Что?

– Я прямо сейчас ей позвоню и всё объясню, как следует! Как думаешь, ещё не поздно? Она придёт? Я так по ней скучала, ты прав…

Мишель неуклюже выбирается из кровати, прихрамывая, бежит к столу, с трудом находит собственный телефон среди разбросанных на столе рисунков и прикладывает к уху. Моё сердце, кажется, звучит в такт длинным гудкам, которые я очень явственно слышу, даже находясь на приличном расстоянии.

– Алло, мамочка! Привет! А я вот звоню тебе… Опять… – Это невыносимо. Я пытаюсь сосредоточиться на чём-то другом, но мой эфир целиком заполняет захлебывающийся от нетерпения Мишкин голос, что с каждым новым словом становится всё неуверенней и несчастней. – Значит, не можешь… Ладно. Это ничего. Тогда, может быть, завтра? Ты позвони, если захочешь встретиться. Папочка совсем не против. Ты разве не знала? А, ну ладно… Пока.

Не уверен, что это возможно, но, кажется, щёки Мишки становятся ещё бледней, чем прежде.

– Я всё маме объяснила.

– Вот и хорошо. Разобрались… – Чешу репу, вообще не понимая, что тут ещё сказать. – Ой, я же забыл совсем! Я там пирожные принес твои любимые. Пойдем пить чай?

– Угу, – будто маленький робот кивает Мишка. – Только потом. Хорошо?

– А сейчас что? Будешь киснуть?

– Не буду!

Топчусь ещё недолго на пороге и выхожу. Чёрте что! Ума не приложу, что с этим делать. Ну не сказать же ей: «Мишель, знаешь, мать у нас с тобой с лёгким прибабахом, ты на неё сильно внимания не обращай». А иначе как ещё объяснить маленькой славной девочке, почему её мамаше не до неё? Она же в себе ищет причину! Думает, это с ней что-то не так. Наташка в её представлении – богиня. Недосягаемый идеал. На фоне которого Мишка собственную ущербность чувствует ещё острее. Я это знаю наверняка, потому как будучи младше, она щедро делилась со мной своими мыслями. А замыкаться стала вот только теперь, повзрослев.

Закрываюсь в кабинете. Беру трубку. Долго верчу ту в руках, прежде чем набираю номер и прикладываю к уху. Может быть, я совершаю ошибку, но…

– Да. Я вся внимание.

– Сколько?

– Ты о чём, Казак? Я не понимаю.

– Сколько ты хочешь за встречу с Мишкой?

– Ты спятил? – хохочет Наталья, и я понимаю, что она уже навеселе, а ведь на часах и четырёх нет. Я сегодня специально освободился пораньше.

– Сколько? – рычу я. – Второй раз предлагать не стану.

– Не сильно ты высокого обо мне мнения, правда? – удивительно, но в её голосе вдруг проступает грусть.

– Что есть – то есть. Но мы это уже много раз обсуждали. Давай ближе к делу, Наташ. Ты хотела некоторого материального вознаграждения, я подумал, что это справедливо.

– Ты понял это до того, как оставил меня без гроша в кармане, или после?

– Опять ты за своё? Я же сказал, что не собираюсь муссировать давно закрытые темы. Готов предложить тебе десять тысяч долларов в месяц. Подумай хорошенько. Если не о деньгах, то о совести. С чистой, говорят, даже спится лучше.

– Тебе-то откуда это знать?

– А вот не надо! Я для Мишки всё что хочешь сделаю. Слышишь? Не доводи до греха. И поменьше трепись в интервью. Мне плевать, но наша дочь, оказывается, их читает. Так когда ты сможешь её навестить?

– Может быть, после плавания. У неё в четверг бассейн?

– В понедельник, среду и пятницу, – цежу, откидываясь затылком на подголовник. Меня не удивляет, что она не в курсе расписания Мишель. И даже уже не злит.

– Ну, значит, в пятницу. Пока…

– Пока.

Откладываю телефон. Одной проблемой меньше. А вот писак всё же стоит поставить на место. Чтобы неповадно было. Да, я понимаю, что они выполняли свою работу. И более того, даже пытались со мной согласовать то, что получилось в итоге. То, что я сам дал этой статейке ход, как раз и сводит случившееся к абсурду. Идиотская ситуация, как ни крути. С одной стороны, мне хочется крови. С другой – даже нечего предъявить. Ведь текст мной одобрен, если конечно, они ничего в нём не поменяли… Шанс призрачный, но всё же есть.

Открываю компьютер, пролистываю почту, с трудом находя письмо почти месячной давности. Пробегаюсь по «рыбе» взглядом. Сличаю с опубликованным. Бешусь от того, что мне не к чему придраться. Автор статьи, кем бы он ни был, не переставил и запятой. Если бы я дочитал до конца, Мишель не пришлось бы это всё пережить. Но смириться с тем, что я один виноват в происходящем, практически нереально. Я размышляю, как мне лучше поступить, но в голову ничего толкового не лезет. В конце концов, я решаю заходить через самый верх. Благо выход на собственника журнала у меня имеется.