Дарья Квант - (Не)Падай

Старый судья тяжело кашлянул в своём кресле и махнул рукой, давая мне слово.

– Здравствуйте, – хрипловато произнесла я. – Меня зовут Нора Фирс.

Это было именно то, что я сказала тогда. Нет, не в суде, а ещё раньше, лет пять назад, когда, краснея и бледнея, подошла к нему откуда-то сбоку. Клод смотрел на меня с лёгким прищуром, как смотрел всегда и на всех, но буйно цветущий во мне тогда типичный фангёрлинг заставлял меня чувствовать себя чуточку более привилегированной. В конце концов, я имела право так думать, потому что рядом с нами и барной стойкой, у которой мы стояли, не наблюдалось никаких ярых поклонников.

– Здравствуй, Нора Фирс.

Клянусь, когда я услышала его низкий голос вживую, да ещё и назвавший моё имя, я откровенно обомлела. Потребовалось около десяти секунд, чтобы взять себя в руки.

– А можно я тебя обниму?

Ляпнув, я мысленно ударила себя по лбу. Ну конечно, нужно было начать с чего-то попроще, типа автографа и фотографии на память, однако, по правде говоря, мне никогда не была важна эта шелуха. Единственное, о чём я всегда мечтала – это о малюсеньком непродолжительном контакте, поскольку свято верила, что прикоснувшись к нему, я напитаюсь тем лучистым светом, который он непроизвольно транслировал каждым своим словом, действием, самим собой. Его аура и энергетика всегда поражали своей открытостью и простотой.

Каково же было моё удивление, когда он раскинул руки в стороны и улыбнулся, немного подавшись вперёд.

Я не падала в это объятие, как в омут с головой, а смаковала каждую секунду и уже была счастлива, едва ощутив пальцами джинсу его куртки, купленной им словно спонтанно на каком-нибудь «Алиэкспрессе». Клод частенько этим «грешил», а мне было как-то всё равно. Меня всегда устраивало, как он одевался.

Ощутив, как его руки сомкнулись на моей спине, я блаженно прикрыла глаза. Щека уткнулась куда-то в его плечо, а в нос ударил крепкий запах сигарет и бергамотового одеколона.

Многие фанаты воображают в голове картину первой встречи со своим кумиром; какие только сценарии им не лезут в голову. В моём представлении всё было куда скромнее, чем у многих, и я это знала, поэтому мне хватило семи секунд объятий, чтобы самой, проявляя уважение, отстраниться.

Встреча была спонтанной и оттого с большей нежностью лелеемой мной в воспоминаниях. Я никогда не забуду этот вечер, потому что спустя пару мгновений Клод спросил:

– Любишь «Кровавую Мэри», Нора Фирс?

Уже к полуночи в этом шумном, набитом людьми клубе я получила одно из самых важных (на тот момент) подтверждений в моей жизни – у нас с Клодом оказалось много общего. Раньше, до встречи, я пачками смотрела и читала различные интервью с его участием, впитывая в себя как губка его мировоззрение, его повадки, его манеру общения и знала наверняка его мнение касательно многих обсуждаемых нами тогда вопросов, среди которых были и нынешнее положение дел в обществе, и проблема самоопределения молодёжи (как профессионального, так и внутреннего), и важность уметь разговаривать с самим собой так же, как и с другими…

Слушать Клода – сплошное удовольствие. Он был как всегда пространным, с мудрым отголоском метафизического знания, и именно это привлекало в нём больше всего. Мне требовалось быть очень внимательной в разговоре с ним, потому что упустив даже одну деталь, сложно оказывалось понять, о чём речь. Темы плавно перетекали из одной в другую и мне нравилось идти вслед за его мыслью – ценнейшей единицей его немного эпатажного, но искреннего образа. Клод имел склонность быть загадочным, таинственным. Быть может, это из-за того, что он сам не знал, что выдаст в следующую секунду, а может потому, что класть он хотел на какую бы то ни было определённость.

Именно это отсутствие определённости и тяга к сумбуру, как я впоследствии осознала, было для него всей жизнью. Жизнь и есть сплошная неопределённость, так какого чёрта мы продолжаем загонять себя в узкие рамки? Вторя этому своему кредо, Клод мог смело говорить, что целью современных молодых людей должно быть жгучее желание «трахнуть систему». В пределах разумного, конечно. Его велеречивые фразы были похожи на психоделические проповеди, потому что Клод копал глубоко и нередко его язык не поспевал за мыслями. При первом разговоре многие его измышления были озвучены им мягко, с долей должного приличия, но сама их суть не менялась, и вот эта искренность подкупала.

Мы проболтали до часу ночи, сидя за одной лишь только барной стойкой, и изредка шевелили пальцами, тем самым прося бармена ещё по одной. Меня всегда впечатляло, что Клод более «приземлённый», в отличие от многих его коллег «по цеху». И теперь, когда я увидела это воочию, моему обожанию не было предела.