Анна Макарова - Измена

– Миллион сто тысяч, – кто-то буквально выкрикивает из зала.

Обернувшись, я увидел, что это тот самый нетрезвый господин. Ну… сейчас начнется, чувствую я…

– Миллион сто тысяч. Мужчина с третьего ряда. Раз, – продолжает Холд.

– Миллион двести тысяч, – громко произносит женский голос.

– Миллион триста тысяч, – перебивает даму в шляпке наш небезызвестный гость, недобро поглядывая на женщину.

– Миллион четыреста тысяч, – дама оборачивается, продолжая торговаться с хитрой ухмылкой на лице.

– Миллион пятьсот, – раздался голос в заднем ряду.

– Боже! Холд, похоже, совсем растерялся, – шепчу на ухо Джозефин.

– Зато Элизабет смотри как счастлива, – весело шепчет моя «подружка».

– Миллион шестьсот тысяч, – взревел мужчина.

– Миллион семьсот тысяч, – не отступает дама.

– Миллион восемьсот тысяч. Нет! Миллион девятьсот тысяч, – брызжет слюной на соседа этот торгаш.

– Два миллиона евро. – Вот это бой!

– Два миллиона евро. Женщина в первом ряду. Раз! – комментирует ставку Холд. – Два миллиона евро. Два! – специально тянет время, ожидая повышение в цене.

– Два миллиона сто тысяч. В придачу отдам свою женушку. Вообще не жалко! – подскакивает с места возмущенный гость, за что получает в пах, видимо, от своей супруги.

– Два миллиона триста, – женщина тоже встает с места. Такое ощущение, что мы здесь явно лишние.

– Два с половиной, нищенка! – еще немного, и он топнет ногой от возмущения.

– Три миллиона, жмот! – кричит на него раскрасневшаяся от злобы дамочка.

– Так, уважаемые, успокойтесь и присядьте на свои места! – вмешивается в скандал миссис Баклэнд. – Ставка увеличена до трех миллионов евро. Кто предложит больше? Последнее предложение. Три миллиона. Раз. Три миллиона. Два, – мужчина, похоже, недооценил наличие денежных средств у дамы. Вот-вот и его разорвет на части. – Три миллиона евро. Три. Продано! Поздравляю, мэм!

– Смотри, как он нервно пыхтит, лишь бы чего не удумал, – моя блондинка кивает в сторону мужчины, которому однозначно стало плохо.

– Джозефин… – утыкаюсь носом в висок девушки.

– Что? – беру ее ладошку в свои руки и произношу.

– Я знаю, что у тебя сегодня день Рождения. Увидел дату в паспорте. Поздравляю! Жаль, что аукцион выпал на эту дату, – крепче сжимаю ее миниатюрную ручку.

– Спасибо, Хьюго, – улыбается в ответ, демонстрируя свои белоснежные зубы. – Но… не стоит жалеть, правда. Я обычно редко праздную этот день. Не очень люблю.

– А я свое двадцатилетие в прошлом году практически не помню. Я тогда прилично надрался в клубе, – воспоминания о том дне аннулированы в моей памяти полностью.

– Чудик, – усмехается. – Свое двадцатилетие я отметила в больничной палате, – заметив мой удивленный взгляд, продолжает рассказ. – Моя бабушка сильно болела тогда. В течение нескольких лет она пролежала в палате интенсивной терапии. Я не могла в тот момент, когда бабушке было плохо, развлекаться, – как можно тише говорит Джозефин.

– Тебе в Нью-Йорке было хорошо? – не знаю зачем я это спросил.

– Да! Конечно. Я очень люблю этот город. Там я родилась и выросла. Нью-Йорк как-никак сердце Америки, но сейчас я бы предпочла жить где-нибудь в Техасе. В тихом и уютном месте с собственной конюшней. Возможно… – уходит в свои размышления и добавляет. – Это, пожалуй, моя мечта.

– А что твой муж? Он что… не в состоянии реализовать ее для тебя?

– В состоянии. Не в этом дело. Все намного сложнее, чем ты думаешь… – удивленно смотря мне глаза, отвечает моя блондинка. – Это вообще, кстати говоря, не твое дело, – посмеиваясь, она отворачивается, в попытке снова вникнуть в суть происходящего на аукционе.

– Твой сын – копия тебя. – Удивительно, но мальчишка, и правда, оказался мини-версией Джозефин. Такой забавный, учитывая, как я «люблю» детей в принципе. – Я все-таки скажу, а ты, будь добра, послушай. Та девушка, которая подошла ко мне в парке… Она просто моя знакомая.

– Ты знаешь, а я так сразу и поняла. Очевидно, что ты всех своих знакомых предпочитаешь целовать в губы, а они, в свою очередь, называют тебя «любимый».

– Вообще-то, она сама меня поцеловала, – возмущенно произношу, на что Джозефин лишь усмехается.

Только хотел выдать шутку о ее беспричинной ревности, будучи замужней женщиной, как вдруг нас отвлекает грохот и треск разбивающегося стекла.

– Я готов был отдать двадцать тысяч евро, что вы наделали, тупица? – все та же дама в шляпке берет свою сумочку и со всей дури бьет по голове мужчину… Нет! Господи! Остановите мой смех! Именно того самого неадекватного типа. Он пытается увернуться, но следом за вазой летят и рукописи.