Екатерина Орлова - Джанан. Пленница тирана

Он стоит ко мне спиной, заложив назад руки, и смотрит в окно. К сожалению, сегодня в комнате светло, шторы раздвинуты, и по полу расходятся солнечные лучи. Я боюсь, что господин Заид сможет рассмотреть мое лицо при таком ярком свете, и, если он начнет задавать вопросы, у меня могут начаться проблемы. Я-то промолчу, но он может вызвать Шуджу и Лутфию, чтобы выяснить, что со мной произошло. Мысленно закатываю глаза, потому что, кажется, я слишком много о себе возомнила. Вряд ли хозяин станет выяснять что-то о такой мелкой сошке, как я.

Медленно продвигаюсь вглубь комнаты, чтобы накрыть столик к обеду, а сама поглядываю на господина Заида. Огромный, как гора. Непокоримая вершина, на которую я все же собираюсь забраться. Как только ставлю поднос на столик, он резко оборачивается, и я застываю, словно лань, пойманная светом фар. Господин подходит ближе и усаживается на подушки, не сводя с меня взгляда. Я думала, что у его помощника тяжелый взгляд? Он не идет ни в какое сравнение с этим. Давящий, прожигающий и… раздевающий. Он смотрит на меня так, будто я ему уже принадлежу. И, несмотря на все испытанные мной ранее ужасы, моя кровь не стынет в жилах. Наоборот, мне становится жарко.

– Амира, – негромко зовет он.

– Да, господин? – отзываюсь, а сама опускаю взгляд и сосредоточенно расставляю тарелки на столик.

– Посмотри на меня. – Я поднимаю взгляд и тут же опускаю. – Еще, – требует он.

В этот раз наш зрительный контакт длится дольше, и я плавлюсь под внимательным взглядом глаз черных, как ночь.

– Продолжай, – разрешает он, кивнув на столик, и я возвращаюсь к своему занятию. Закончив, убираю поднос на пол. – Садись, пообедаем.

Я не пытаюсь спорить или объяснять что-то о разнице между нами. Если мужчина сказал, что мы будем обедать вместе, я не стану сопротивляться. Тем более, мне это на руку. Он приближает меня к себе. Не могу сказать, что ставит на одну ступень с собой, но расстояние между нами сейчас не настолько большое, как было еще пару дней назад.

– Почему ты не в гареме? – спрашивает он, когда мы приступаем к еде.

– Не положено, господин, – отвечаю я.

Он слегка прищуривается, но никак не комментирует мои слова. Хотя я, откровенно говоря, ждала, что последуют вопросы. И даже приготовила ответы.

– Расскажи любую историю из детства, – просит он, чем немало меня удивляет.

Я прочищаю горло и начинаю:

– Моя мама – настоящая мама – работала швеей. Однажды я осталась дома с папой, пока она была на работе. В обед мы принесли ей покушать, и, пока родители разговаривали, я увидела самую красивую на свете гандуру. Это был невероятный наряд: расшитый золотыми нитями, темно-синего цвета из нежнейшего шелка. – Я улыбаюсь, вспоминая тот эпизод. – Я потерла ткань между пальцами, понюхала ее и вдруг решила, что моей кукле непременно нужно платье из такой ткани. Я взяла ножницы и двинулась через всю комнату, чтобы отрезать кусок. К счастью, папа вовремя это заметил и забрал ножницы в тот момент, когда я, едва удерживая их, коснулась ткани. А ножницы у швей тяжелые, железные, не каждый шестилетний ребенок удержит.

– Ты в шесть шила платья своим куклам? – усмехнувшись, спрашивает господин.

– Не скажу, что прямо шила, но пыталась. Я ведь, можно сказать, родилась в ателье. С самого моего рождения мама брала меня на работу, пока я не пошла в детский сад.

– Где твои родители сейчас?

Улыбка медленно сползает с моего лица.

– Погибли.

– Мне жаль.

– Спасибо.

– Как это случилось?

– Откровенно говоря, я не знаю всех нюансов. У меня тогда были каникулы, и я гостила у тети с дядей. О смерти родителей узнала уже по факту. Говорят, газовый баллон в доме взорвался.

– Но ты в эту версию не веришь.

– У нас в доме не было газа, – выдавливаю из себя сиплым голосом.

Заид хмурится и коротко кивает.

– Полиция расследовала это дело?

Я легонько пожимаю плечами.

– Мне было всего двенадцать. Что я понимала в том возрасте?

Заид еще несколько секунд сверлит меня глазами, а потом продолжает есть, но через какое-то время резко поднимает взгляд.

– Сними шелу.

– Господин…

– Сними. Шелу. Амира, – резко и безапелляционно приказывает он.

Трясущимися пальцами медленно отстегиваю ткань и отпускаю ее, позволяя свободно опасть справа от моего лица. Господин рассматривает меня, прищурившись.

– Мать не научила тебя опускать взгляд, когда мужчина смотрит? – резковато спрашивает он.

Мои щеки заливает румянец, и я тут же опускаю взгляд на столик передо мной.